Случайно, а может быть, и нет, в скверик, который облюбовала эта троица, зашел Даниил Юрьевич, которому Кастор посоветовал просто походить по городу и присмотреться к людям – он сам почувствует, кого нужно взять в команду, так уж устроены лидеры мунгов. «Ты уверен, что я лидер? – с сомнением переспросил Даниил Юрьевич, но Кастор в ответ лишь загадочно улыбнулся. – Ай, ладно, в крайнем случае – просто погуляю в человеческой шкуре, забавное ощущение».
Заветное желание Галины и Марины, одно на двоих, звучало так: «Дайте нам ещё один шанс, позвольте снова стать Бойцами!» И это было первое желание, которое Даниил Юрьевич исполнил сам, опередив всех шемоборов, узнавших о бойне в НИИ «Бумпром» и безнаказанно бродивших в те дни по Петербургу. А потом он взял и исполнил желание Лёвы – не самое заветное, но очень выстраданное, – наконец-то дал ему возможность работать на полную катушку в команде, которая даже в шутку не прибегает к технике, именуемой «Подковёрная грызня».
– Ты всё сделал правильно, хотя моё мнение не должно иметь для тебя решающего значения, – сказал Трофим Парфёнович, когда Даниил Юрьевич подал ему заявку на зачисление трёх первых сотрудников. – Ты дал шанс проштрафившимся Бойцам. Раньше таких убивали. Теперь – просто презирают и изгоняют из профсоюза. А ведь никто не задумывается о том, что Бойцы, похоронившие всю свою команду, ради того, чтобы избавиться от этого позора, будут работать куда лучше, чем те, с которыми ничего подобного не приключалось.
– Но ведь это же довольно простая мысль, – осторожно заметил Даниил Юрьевич – в обществе этого удивительного существа, по воле которого создавались и распадались команды мунгов, непроницаемого, как статуя Петра I работы скульптора Шемякина, он чувствовал себя крайне скованно – не то что в компании лёгкого и подвижного Кастора.
– Традиции. Старые, жестокие, бессмысленные. Ты создал прецедент, поглядим, к чему это приведёт лет этак через сто. Но имей в виду – если твои бойцы снова погубят своих, отвечать придётся тебе. Такова плата за справедливость.
– И это справедливо, – не стал спорить Даниил Юрьевич.
Конечно же, профсоюз простил Галину с Мариной. Более того, теперь они считаются лучшими из лучших, об их изобретательности и виртуозности уже складывают легенды, у них мечтает обучаться половина молодых бойцов по всему миру, а кто знает, что было бы, не встреться им в тот день Лёва? Но Сёстры Гусевы и не думают почивать на лаврах: узнав, что неподалёку видели кого-то, кто очень похож на шемобора, они сразу же отправляются на поиски. И по дороге не заходят ни в какие рюмочные и не распевают на ходу песни, потому что не надо дразнить судьбу и недооценивать противника, даже если заранее известно, что он молод и неопытен.
В присутствии коллег Галина с Мариной конечно же кривляются и корчат из себя кровожадных отморозков, но, когда доходит до дела, они становятся тишайшими, незаметнейшими существами, и нередко зазевавшийся шемобор, даже получив смертельный удар ножом, последним усилием воли выдавливает что-то вроде: «Бабуля, кто ж это меня порезал-то?» «Ой, милок, да ходят тут всякие!» – шамкает в ответ бабуля, и иногда даже сама вызывает милицию и охотно выступает свидетелем по делу.
После того как Даниил Юрьевич направил Марину с Галиной в частную гостиницу, возле которой он сам (совершенно случайно!) заметил Анну-Лизу, не прошло и получаса, а старушки уже знали, что:
– в пятом номере эта тварь обретается;
– тварь хитрая и все личные вещи таскает с собой, так что невозможно определить, какого она пола и возраста;
– поскольку следов нет вообще никаких – а те, которые были, ещё с утра убрала горничная, – то пока непонятно, шемобор тут живёт или просто гад какой-нибудь, может, и вовсе безобидный шпион;
– за номер заплачено ещё на два дня вперёд – это ничего не значит, но даёт хоть какие-то гарантии;
– судя по записям в книге у портье, листать которую сёстрам Гусевым никто не позволил, но они всё равно её пролистали, – в номере живёт женщина, иностранка. Значит, скорее всего – мужчина и наш, любит эта братия так незатейливо маскироваться.
Обследовав всё вокруг, бабульки покинули подозрительный номер, оставив около входной двери специального жучка, который тут же передаст Галине особый сигнал, и сёстры немедленно прилетят в это гнёздышко на крыльях любви.
– Ну вот, – довольно мурлыкнула Анна-Лиза, отодвигая от себя опустевшее блюдо. – Первый голод я утолила, теперь можно кофе. А когда вернутся Димсу и Йоран, я уж пообедаю по-настоящему.
Официант, смотревший на неё с немым восхищением, опрометью кинулся выполнять заказ – и притащил самую большую чашку с кофе, какую когда-либо видела Маша.
– Так ты говоришь, Париж? – продолжала прерванный разговор Анна-Лиза.
– Город любви, – вздохнула Маша. – Как бы я хотела поехать туда…
«…с прекрасным вампиром Дмитрием Олеговичем», – чуть не брякнула она вслух.
– Ты хочешь поехать в Париж очень-очень, и ничего другого не хочешь так? – насторожилась Анна-Лиза.
– Ну да…
«…если Он будет рядом».
– У тебя нет денег, может быть?
– Всё не так просто, – вздохнула Маша. – Я вообще никогда не была за границей. И знаешь почему?
Анна-Лиза глядела на неё с таким пониманием, с таким неподдельным интересом, что казалось, будто рядом сидит лучшая подруга, которой нужно, просто жизненно необходимо доверить все свои секреты.
Для начала Маша пожаловалась на отношения с матерью. «Не то», – подумала Анна-Лиза, попыталась свернуть тему и перевести разговор на Париж. Но Маша не дала сбить себя с толку – к Парижу, сказала она, мы ещё придём, а пока я расскажу о своих неудачах на личном фронте… «Не то!» – начала раздражаться Анна-Лиза и снова напомнила о Париже. Да, скоро доберёмся и до Парижа, а пока послушай о моей карьере, которая всё никак не складывается… «Не то!!!» – уже готова была кричать и топать ногами Анна-Лиза, но вместо этого ласково улыбнулась и произнесла: «И вот тут, наконец, мы логически пришли в Париж», и Маша ответила: «Да, как раз теперь и до Парижа недалеко».
И в этот момент из отдельного кабинета вылетел господин Огибин, на лице которого явственно читалось полное собрание нецензурных выражений в десяти томах под ред. Х. З. Сквернословского.
– Ударьте меня стулом, – не терпящим возражений тоном приказал он Анне-Лизе. – Иначе я всё здесь разнесу, а мне оно ещё пригодится. Если мне удастся дожать этого говнюка!
– Прекратите ругаться, мне рядом с вами тошно делается! – вскочила со своего места Маша, схватила свой стул и опустила его на голову грубияну.
– А, не соврал, значит, наблюдатель, что ты тренер, – ухмыльнулся господин Огибин, потёр ушибленный лоб и отправился восвояси.
– За счет заведения, – тут же материализовался рядом с Машей официант с креманкой, полной профитролей. – Ребята решили скинуться и угостить вас лучшим, что у нас есть. Мы просто восхищаемся вами!
