Бабульку Пашины титулы не смутили.
— Ага, а то не видали мы таких посланцев, как помоложе были. Вот, помню, приезжали к нам за иконами с музея...
Однако рассказать про подвиги музейщиков бабуля не успела. Дверь распахнулась, и в магазин ввалился отец Симеон в сопровождении Кости Бабста. Сразу стало тесно.
— Здорово, бабоньки! — гаркнул святой отец так, словно принимал парад.
Терхировна встала, почтительно закивала и потянулась чмокнуть батюшке ручку. Танюха же встретила покупателей без церемоний:
— Чего орешь-то? — спросила она сурово. — Слышим и так, не глухие. Не наорался вчера, что ли?
— Ты, дочь моя, не хами. Вчера мы с профессором духовные песнопения исполняли, а это та же молитва. И сегодня к тебе по церковному делу пришли.
— Ну. И какое у вас дело в магазине?
— Вот профессор тебе скажет, чего нам купить надо, а я пока бочку опорожню.
— Каку бочку?
— Так вот эту, с рыбой. Или у тебя другие есть?
Крякнув, он оторвал от земли тяжеленную бочку и двинулся к выходу. Танюха на секунду даже потеряла дар речи от такой наглости.
— Да ты что творишь-то, длинногривый? — заорала она наконец, выскакивая из-за прилавка и загораживая дверь. — А ну станови на место! Опорожнит он! Товар денег стоит, кто у меня дохлую рыбу купит?
— Не шуми. Пущай едят снулую, скажешь, я разрешил.
— Ах ты еретик! Да ты же сам, гад, первый закон нарушаешь! Учитель велел свежую есть! Все Герасиму скажу!
— Танюш, Танюш, не шуми! — запричитала Терхировна. — Батюшку слушай, он плохому не научит!
— А ложил я на твоего Герасима! — кричал поп, не отпуская бочку. — Он у себя в подполе чего только не жрет! Закону она меня будет учить со своим Гераськой!
Бабст встрепенулся. В магазин он входил еще как бы в полусне, однако богословский диспут его, похоже, разбудил.
— Покупаю всю рыбу, — сказал он, купеческим жестом доставая из штанов бумажник. — Держи, Танюха, пятьсот рублей. Сдачи не надо. И вот еще за бочку столько же. Сеня, да поставь ты ее пока, надорвешься! Вместе снесем.
— Еще чего, — буркнул батюшка.
Он решительно двинулся к выходу. Танюха, ойкнув, отскочила, и отец Симеон, пнув ногой дверь, выставил бочку на крыльцо.
Продавщица растерялась. Деньги по масштабам торговой точки были немаленькие, но и уступать сразу не хотелось. Подумав, она сказала:
— Еще двести давай. Там в бочке десяток лещей, все по пять кило.
— Ну и цены у вас, — покачал головой Костя. — Ну ладно, держи.
— А зачем бочка-то понадобилась, сынок? — подкралась поближе к нему любопытная Терхировна.
— Побелку готовить будем, бабуля. Большой ремонт у вас в деревне наступает. Так, Танюша, выдай-ка мне мыла хозяйственного.
— Сколько?
— А все, что есть. Также олифы, соли, канцелярского клею еще... Все, все давай! Синька есть?
Изумленная Танюха полезла на полки. Терхировна, почуяв, что назревают большие события, подобрала кулек с карамелью, выскочила на улицу и опрометью помчалась к соседкам.
Минут через пятнадцать вышел и Бабст, нагруженный хозяйственными товарами. Отец Симеон стоял возле мотоцикла. Рядом с ним сияла отмытая бочка.
— А рыба где? — поинтересовался Костя.
— В пруду. То есть в луже. Тут, типа, лужа здоровая за магазином. Пусть пока в ней поплавают, а потом мы там священный пруд выроем. Ну, что дальше?
— Дальше я химичить буду, а ты помогать, — ответил Бабст. — Первым делом воды принеси. Возьми ведро в магазине.
Работа закипела. Костя небольшими порциями засыпал известку в бочку, подливал воду и тщательно перемешивал раствор купленной тут же шваброй. Затем он велел батюшке принести терку, растер на ней хозяйственное мыло и высыпал в бочку. Туда же пошел канцелярский клей, соль и олифа.
Танюха вышла на крыльцо поглядеть на происходящее, но увидев, что бочка вся вымазана известкой, плюнула и ушла к себе, громко хлопнув дверью.
Стали подходить созванные Терхировной старухи. Каждая почтительно кланялась батюшке и опасливо — незнакомцу. Старухи уселись на крыльце и начали шушукаться.
— Должно, свихнулся!
— Вот и волосатый у них такой же шебутной да склыжный...
— А который главный, тот ничего. Сытый, культурный...
— Бабоньки, а давайте батюшку спытаем, что ж это деется?
Авдотья Терхировна подошла к отцу Симеону и, поклонившись, спросила:
— Батюшка, народ тут сомневается: а приезжий-то этот не очмурел ли часом? С ума, тоись, не сошел?
— Не он сошел, бабуся, а на него сошло. Понимаешь? Могучий дух в профессора вселился! — торжественно объявил во всеуслышание поп. — Слушайте, что он говорить будет, и выполняйте.
— Ага, ага!
Старухи дружно закивали, а Терхировна осторожно подошла поближе к одержимому духом толстяку. Однако толстяк пока никаких команд отдавать не собирался. Он мешал раствор и бормотал себе под нос какие-то непонятные слова:
— Эх, квасцов алюмокалиевых нет!
— Да зачем они тебе? — удивился отец Симеон. — Квасцы еще какие-то выдумал. Одной известки хватит.
Костя посмотрел на него с сожалением:
— Вот все-таки дикий ты человек, Сеня, хоть и поп. Все должно быть по науке. Гарантия качества. А то потом перекрашивать придется.
— А клей зачем?
— Клей нужен, чтобы побелка держалась и не мазалась. На-ка, бери швабру и помешивай. Раствор как сметана должен быть, без комков. Понял?
— Как сметана и без комков, чего тут не понять?
Последним ингредиентом, который Костя всыпал в бочку, оказался пакет синьки — предмет Терхировне знакомый. Она осмелела и спросила:
— А ее-то зачем?
— От солнца. Без нее гора сразу выцветет.
— Гора-а? — изумилась бабушка.
— Ну да, гора.
— Короче, слушайте сюда, бабуськи, — вмешался батюшка. — Учитель завещал нам гремок побелить, чтоб сиял он белизной и зимой, и летом. А мы тут столько лет жили во тьме и не знали, как за это приняться. Увидел божественный такие наши затруднения и послал нам одержимого духом профессора. Понимаете теперь, кто он?
Старухи хором ахнули.
— Стало быть, громоздина-то этот — вроде бога? — почтительно спросила Терхировна.
— Бог не бог, а свое дело знаю, — ответил за попа сам Костя. — Вот что, бабки. Сейчас каждая сходит к себе домой и принесет швабру. А у кого нет — хотя бы веник березовый.
— Выполнять! — гаркнул бывший десантник. — Сбор на этом месте через пять минут!
