— Как упразднили? — не понял Петр Алексеевич.
— А как обычно, — и Анастасия Тихоновна провела ноготком по горлу.
Гости переглянулись.
— У вас, как я погляжу, боевая обстановка в городе. А кто сейчас взбунтовался? — спросил Паша.
— Взбунтовался? А кому тут у нас бунтовать? Всех несогласных в девяностые положили, а кто поумнее — тот еще раньше в Москву уехал.
— Так ведь, говорят, людоеды у вас завелись, — зловещим шепотом произнес Живой.
— Может, и людоеды, — спокойно улыбнулась Анастасия Тихоновна.
— У вас людоеды в городе, а вам все равно? — изумился Савицкий.
— Я, милый, тут тридцать лет сижу. Райком пережила, демократов пережила, Кипяченого пережила. Переживу и людоедов. А если сунутся ко мне — буду отстреливаться. Мне в девяносто-запамятовала-каком полгода зарплату оружием и боеприпасами выплачивали.
Продолжая улыбаться, начальница краснопырьевской культуры достала из ящика стола маленький дамский пистолет.
— Понтовая штукенция, — одобрительно сказал Паша.
— Хороший понт дороже денег! — неожиданно откликнулась бабуля.
Она отложила журнал и подперла щеку рукой, как сказочница из добрых советских фильмов.
— Дайте, что ли, свежий номер посмотреть. — Не дожидаясь разрешения, Паша схватил «Понт.ру», быстро пролистал его от конца к началу и покачал головой: — Ай да молодцы! Опять мою идею забесплатно сперли.
— Так вы журналисты? — Анастасия Тихоновна сразу как-то подобралась, растеряла сходство со сказочницей, и стало понятно, что не случайно она сидит в этом кабинете тридцать лет. — Пойдемте! Михал Иваныч вас давно ждет!
Старушка встала из-за стола и незаметным движением спрятала пистолетик в карман вязаной кофточки. Карман подходил идеально: видимо, его связали специально для ношения оружия.
В коридоре царила прежняя суматоха. Старушка привычно лавировала среди массивных туш чиновников, и наши герои едва за ней поспевали.
Мимо пронеслась уже знакомая бригада пожарных, только дядька Черномор теперь бежал последним.
В приемной мэра гостей встретила рослая неулыбчивая секретарша с прищуром снайпера. Анастасия Тихоновна что-то прошептала ей на ухо, и секретарша сразу как будто стала меньше ростом, заулыбалась и потянулась к телефонному аппарату.
— Михал Иваныч, тут культура каких-то журналистов привела. Говорит, насчет интервью. Как в кабинет? Но вы же... А бунт? Да. Поняла. Будет сделано.
Она повесила трубку и как будто уменьшилась еще на пять сантиметров.
— Михал Иваныч велел... Вы проходите, господа! Ой, как неудобно! Он скоро будет.
— Дерзайте, молодые люди, — раздался откуда-то издалека голос начальницы культуры.
В просторном, как Соборная площадь, кабинете главы краснопырьевской администрации московские гости сначала потерялись и робко присели к столу переговоров. Над ними возвышался резной рабочий стол красного дерева, уставленный сувенирными пресс-папье, ручками на золоченых подставках и прочими подношениями и подарками. В центре стоял огромный монитор, а над ним на стене висели в блестящих рамках многочисленные дипломы.
— Михал Иваныч будет через несколько минут, — продолжала суетиться секретарша. — Что желаете — чай, кофе?
— А кофе у вас, небось, растворимый? — капризно спросил Паша.
— Конечно, растворимый, — с гордостью ответила секретарша. — Растворяется со скоростью звука!
— Интересно, какого именно звука. А «Зеленая обезьяна» у вас есть? — продолжал понтировать столичный гость.
— Вы это про кого? — испугалась секретарша. — Про Леху Зеленого? Так его же еще в девяносто девятом...
— Мне, пожалуйста, «Липтон» в пакетике, без сахара, и если можно — с лимоном, — вмешался Савицкий.
Секретарша любезно улыбнулась ему и поспешила к выходу.
— Два пакетика! В смысле, два чая! — крикнул ей вслед Паша.
— Мне кажется, нас за кого-то приняли, — шепнул Петр Алексеевич, когда за девушкой закрылась дверь. — Не люблю попадать в такие ситуации...
— Командир, ты про Вакха узнать хочешь? — перебил его Паша и вскочил с места. — В такой ситуации у нас больше шансов. Так, посмотрим, за какие заслуги нашего уважаемого мэра наградили этими дипломами.
— За стрельбу без правил? — предположил Петр Алексеевич.
Паша небрежно отодвинул в сторону кожаное кресло и стал перечислять награды местного руководителя:
— «Районная олимпиада по русскому языку, диплом первой степени». Не слабо! «Победителю городского конкурса сочинений по литературе». Тоже нормально. «Диплом второй степени областной олимпиады по русскому языку». А это что? Всего-то третьей степени диплом. Но зато — всероссийской олимпиады. Ну, понятно. Грамотный дядя. От этого и будем плясать.
Бесшумно вошла секретарша с серебряным подносом, на котором помимо двух дымящихся чашек с плавающими в них пакетиками стояла вазочка с крупными конфетами, корзинка с печеньем и плетенка с булочками.
— Кушайте, булки свежие, у нас своя пекарня! — гордо произнесла она, ловко расставляя посуду на столе. — А Михал Иваныч вот-вот будет, говорит, всего два рога обломать осталось.
Гости переглянулись, но ничего не сказали. Петр Алексеевич принялся за чай, а Паша потянулся к сладостям. Развернув первую конфету, он извлек из обертки стодолларовую купюру.
— Обратите внимание, коллега. Очень элегантная форма дачи взятки.
— Не смей трогать! Тут наверняка камеры слежения кругом.
— Это вряд ли, — беспечно махнул рукой Живой, но конфету кое-как завернул и положил на место. Прихватив из корзины самую румяную булочку, он поднял хозяйское кресло на максимальную высоту и горделиво на него взгромоздился. Судя по всему, мэр Краснопырьевска был мужчиной крупным — Паша в его кресле почти потерялся.
— Я похож на ревизора? — спросил он у Петра Алексеевича.
— Ты на младшего моего похож. Мы ему стульчик такой же высокий купили, чтобы за столом с нами сидел.
Тут Живого спугнул звонок телефона. Паша моментально спрыгнул с кресла и даже стряхнул с сиденья несуществующие соринки.
— Я вышел, говорите после звукового сигнала, — произнес автоответчик. Вслед за этим раздался отдаленный звук выстрела — видимо, это и был звуковой сигнал.
В ответ полилось нечленораздельное бульканье, превратившееся в очередь отборного мата. Затем трубку повесили. Автоответчик снова выстрелил и отключился.
Тут, словно в ответ, за дверью послышалась ругань еще более высокой пробы. Дверь распахнулась, и в кабинет вошла точная копия Шрека — как если бы с него смыли зеленую краску и одели в дорогой деловой костюм.
— Михал Иваныч, — представился Шрек, пожимая по очереди руки гостям. — Очень рад, что нашли, так сказать, время. Присаживайтесь, присаживайтесь, как говорится, по-простому.
