— Ага. И вот эта вот эпистола — примерно с тех же времен, — ответил Костя, высвечивая фонариком выцарапанную на кирпичах надпись:
ИСТОЧНИК, ЗАСЛУЖИВАЮЩИЙ ДОВЕРИЯ
Из стены тонкой струйкой сочилась вода и капала в подставленный бидон из-под молока.
— Интересно, что они потом делают с этой заслуживающей доверия водою? — поинтересовался Бабст.
— Используют в ритуальных омовениях! — предположила княжна.
— Ты лучше за эту стенку не хватайся, за меня держись, — на всякий случай предостерег ее Костя. Княжна послушно вцепилась в его рюкзак.
Лестница привела их в подвальное помещение с низкими сводами. Возле входа на стремянке с проломившейся третьей ступенькой стояла керосиновая лампа. Ее мягкий и яркий свет выхватывал из темноты уже знакомый стеллаж. Однако не в пример своим библиотечным товарищам, их архивный коллега был сверху донизу заполнен скоросшивателями с аккуратными бирочками, приклеенными к корешкам. Надписей на большинстве из них было не разобрать из-за мелкого почерка, но на одном Костя сумел прочесть: «Летопись г. Краснопырьевска. 1996 год».
В глубине помещения за письменным столом сидел закутанный в длинный синий халат маленький человечек в больших круглых очках. Он что-то читал. Рядом трещала свечка в старинном закопченном подсвечнике.
— Здравствуйте, Иван Иваныч! — ласково поздоровался с ним Бабст.
— Кхм! — отреагировал на приветствие директор архива, не отрываясь от чтения.
— Какой у вас тут порядок, — кокетливо улыбнулась княжна. — Не то что наверху.
— Кхе! — кашлянул Савельев и без особой симпатии посмотрел на нежданных гостей.
— Меня зовут Константин Бабст, я ваш коллега, хранитель музея из Санкт-Петербурга. А это Вера Собакина.
О том, что его спутница княжна, да еще и из Парижа, Костя почему-то сказать постеснялся.
Посетители подошли поближе и с любопытством посмотрели на хозяина. Главный и единственный архивариус Краснопырьевска был худ, на щеках его клочками рос какой-то полукустарник, как в засушливой саванне. Кивнув посетителям, он указал им в сторону, где обнаружилась длинная деревянная скамья. Гости присели.
— У вас тут экзотично и стильно, как в средневековом замке! — попыталась подольститься к хозяину Вера.
— Кхе! — снова кашлянул Савельев и пошевелил бровями. Кажется, комплимент его совсем не впечатлил.
— А мы к вам по делу, Иван Иваныч, — решительно сказал Бабст. — Видите ли, мы изучаем историю Пырьевска...
— Кхм, — кивнул Савельев с таким видом, словно к нему каждый день приходили любители краеведения, и снова погрузился в чтение.
— Нам правда нужна ваша помощь! — умоляющим тоном сказала княжна. — Вы один знаете, кто такой был Вакх Волосатый.
Савельев закрыл старинный манускрипт, заложив его сложенным вчетверо тетрадным листком, и вновь подарил гостей своим вниманием.
— Понимаете, мы химики, — поправив очки на носу, продолжала наступление Вера. — Перед вами, как уже говорилось, Константин Бабст. Он работает в музее знаменитого русского ученого Менделеева. И вот, проводя инвентаризацию, он нашел документ...
Услышав слова «инвентаризация» и «документ», архивариус перевел взгляд на Бабста.
— Если вас интересует конкретика — то это была рабочая тетрадь Дмитрия Ивановича, — пояснил тот.
— ...содержавшая информацию, — продолжила княжна, — о разных... м-м... неисследованных веществах, таящихся в русской земле!
Савельев вновь потянулся к манускрипту.
— Половину тетради, если не больше, занимали записки любимого ученика Дмитрия Ивановича, князя Собакина. Как раз посвященные Пырьевску, — поспешил на помощь Бабст.
Савельев убрал руку с кожаной обложки манускрипта и потеребил растительность на щеках.
— Менделеев отправлял учеников в разные экспедиции, и Лев Сергеич Собакин как раз занимался вашим городом. Это открытие имеет для науки огромное значение, — проникновенно сказала Вера.
— Кхм! — с сомнением хмыкнул Савельев.
— А интересует нас, собственно, некая Вакхова полоумь-трава, о которой пишет князь, — перешел к делу Бабст.
Сухой полукустарник на лице архивариуса вдруг задвигался, словно по саванне прошел ветер. Савельев снова хмыкнул, а потом вдруг сказал:
— Ну-ну!
Посетители переглянулись: прогресс был налицо.
— В Интернете мы прочитали, что в вашем городе в семнадцатом веке жил какой-то юродивый по имени Вакх, — поспешил развить успех Костя.
Архивариус положил руку на манускрипт и прикрыл глаза.
— Только, пожалуйста, не уходите в себя! — заволновалась княжна. — Я сама читала записки князя, поверьте! Я — его внучатая правнучка...
— Любопытная информация, — потянулся Савельев и хрустнул всеми суставами.
Он встал с места, прошаркал в дальний угол подвала и вскоре вернулся оттуда с пухлой конторской книгой.
— Собакин интересовался Вакховой травой? Я этого не знал.
Он раскрыл регистрационный журнал и заскрипел школьной шариковой ручкой.
— Я думала, вы гусиными перьями пишете! — не удержалась княжна. — Как летописец Нестор.
— Тут вот распишитесь оба, — Савельев передал княжне ручку.
В конторской книге была указана сегодняшняя дата, а рядом значилось: «Выдано разрешение на ознакомление с житием Вакха Волосатого в присутствии ответственного лица». Ответственное лицо сидело рядом. Предыдущая запись была датирована прошлым годом и гласила: «Отказать Сёмину Н.И. в просьбе выдать пергаменов на портянки за отсутствием таковых и абсурдностью просьбы».
Савельев внимательно изучил автографы гостей. Мелкую французскую вязь княжны с сомнением поскреб ногтем, к большому и квадратному слову «БАБСТ» отнесся с большим доверием. Затем он закрыл конторскую книгу и медленно прошаркал в обратном направлении, чтобы водрузить кондуит на место.
— ...и последующее слияние с природой, — раздался в этот момент на лестнице голос Живого. — Таким образом, обещанный индейцами майя конец света отменяется, все живут дальше! За чуваками будущее, я гарантирую это!
— Майя все давно умерли. Смотри лучше под ноги, — отвечал ему невозмутимый голос Савицкого.
Вскоре недостающие участники экспедиции уже стояли в круге света, с интересом оглядываясь по сторонам.
— Кхм? — закаменел лицом Савельев, глядя на новых посетителей.
— Это свои, свои, наши! — успокоил его Бабст. — Петр Алексеевич, правнук князя Собакина. И наш практикант, Павел.
Савельев приблизился к Савицкому и вгляделся ему в лицо. Никогда еще на Петра Алексеевича не смотрели так пронзительно и строго. «Сейчас покаюсь. расскажу, как в девяностые от налогов уходил», — подумал он, но директор архива остался доволен осмотром.
