— Да-а? И что же это за причина? Какое-нибудь нарушение конвенций по правам человека? — выразил озабоченность Лиходумов.
— Не только, — спокойно ответил Петр Алексеевич. — На месте мы сможем понять, что случилось на самом деле.
— А на черта вам это нужно?
— Ну вы же не хотите, чтобы пострадали животные? Почему?
— Ну, это и ежу ушастому понятно. Они вымирающие. Их мало осталось. Их надо беречь, — как по учебнику отчеканил мэр.
— Людей тоже надо беречь. Посмотрите на представителей культуры, в каком они нищенском, полуголодном состоянии. Посмотрите на этих несчастных строителей.
— А чего на них смотреть? Косорылые и есть. В смысле, я хотел сказать — делаем все возможное. Строители-то у нас взбесились!
— Так это вы их сами до священного безумия довели! — ввернул Паша. — И даже я, психолог с двумя дипломами международного образца, могу оказаться бессилен!
— А если эти... безумные... вас в заложники возьмут? Кто отвечать будет? Опять я? — не сдавался мэр.
— А давайте мы расписку напишем, что отправляемся туда добровольно! — предложил вдруг Бабст.
Лиходумов посмотрел на него, прикидывая что-то в уме, а потом ответил:
— А что? Это дело. Идите, попробуйте уговорить их сдаться. Может, они вас послушают.
Он достал из кармана ежедневник, вырвал листок, выудил «паркер» и протянул Паше:
— Пиши, психолог. «Настоящим объявляем, что к людоедам отправляемся добровольно и в случае полного съедения или отъедения части тела, а также отъема собственности обязуемся не предъявлять претензий администрации г. Краснопырьевска и лично мэру Лиходумову М.И.». Число, подпись.
Живой набросал расписку, затем вытащил из кармана смартфон и на всякий случай проверил правописание по онлайн-словарю. Оказалось, что мэр ухитрился засунуть в одно предложение пять слов с твердым знаком.
— Грамотно написано, — одобрил Лиходумов. — Теперь распишитесь все. И это, знаете... У меня личная просьба есть... Там в дальнем вольере, в отдельном, маленькая свинка сидит, черненькая такая. Коленька зовут. Вы уж как-нибудь его выпустите за ограду. А дальше он меня сам найдет, такой умница. И тогда мы с вами решим все проблемы культурной общественности.
Глава 31
Ненемцы
Костя взглянул на запертые изнутри стальные ворота, на опутанный колючкой высоченный забор и почесал в затылке:
— Ну, и как мы туда войдем?
— Молча войдем, — ответил Лиходумов. — Топайте за мной!
Он велел своей свите оставаться на прежнем месте, а сам повел московских гостей вдоль ограды в сторону кургана. Зайдя за угол, мэр оглянулся и, убедившись, что за ними никто не увязался, вдруг нырнул в гущу кустарника у самой стены.
— Серьезный вроде дядя, — тихо сказал Живой, — а по нужде без охраны ходит.
Княжна Вера презрительно отвернулась.
Из кустов послышался голос:
— Сюда идите!
Продравшись сквозь колючки, правозащитники подошли вплотную к забору. В нижней его части оказалась узкая и низкая, не больше метра в высоту, железная дверца.
— Вот, — с гордостью сказал мэр. — Тайный ход.
— Со времен войны остался? — спросил Паша.
— Да какой там войны! — отмахнулся от него Лиходумов. — Это я для Коленьки велел сделать.
— Для свиньи? — поразился Бабст. — Зачем?
— Ну как зачем? Чтобы эвакуировать его, если что случится. Слава богу, что догадался! Прямо как в воду смотрел.
Лиходумов достал из нагрудного кармана ключ-таблетку и приложил к двери. Она бесшумно отворилась.
— А как же эта... ну, Коленька ваш ее открывать будет?
— У него в ошейнике такой же ключ. Я его научил тереться боком о дверь. За два урока все усвоил, умница такой!
Мэр расплылся в улыбке и стал похож на Шрека, которому сказали, что его любит прекрасная Фиона. Однако широкая улыбка тут же исчезла:
— Короче, ребята, запоминайте: главное, что от вас требуется, — это выручить Коленьку. Надо выпустить его из клетки и отнести на лужайку. А дальше он сам сюда прибежит. Уяснили?
— Уяснили.
— Ну и славно. А с косыми... то есть с нарушителями вы поговорите... Если отдадут Коленьку, я их, может быть, того... помилую. Я не кровожадный. Но помните: если через три часа вы не выйдете, то я буду считать, что вас условно съели, и начну спецоперацию по вашему спасению. Вопросы есть?
— Нет.
— Тогда полезайте!
Правозащитники протиснулись в поросячий лаз. Последним, с трудом пропихнув в отверстие рюкзак, на вражескую территорию проник Костя. Калитка за его спиной захлопнулась, отрезая путь к отступлению.
— Черт! А ведь теперь мы отсюда не выйдем без ключа, — запоздало сообразил Петр Алексеевич.
— Н-да... А ключ-то у свиньи... — почесал в затылке Бабст.
— А свинью, может быть, уже съели, — закончил Паша.
— Да ладно вам! — махнула рукой Вера. — Как говорил наш император Наполеон: «Ввяжемся в битву, а там посмотрим!»
За забором оказался тщательно распланированный, но не до конца воплощенный рай. По всему было видно, что огромное пространство Вакховой Поляны когда-то пытались превратить в регулярный парк. Хитрыми кренделями ветвились аллеи и дорожки, звали в свою уютную тень садовые беседки, заманчиво блестели искусственные пруды — но зелени почти не было. растительность или не успели высадить, или она здесь не прижилась.
Наши герои двинулись к видневшейся впереди черной башне — замку Кипяченого. До него было никак не меньше двух километров. Прошли мимо стальных ворот и удивились тому, что захватчики не выставили часовых. Вместо вооруженной охраны вход в усадьбу стерегла только мраморная статуя Венеры. Безрукая богиня была запечатлена в очень странной позе: она наклонилась вперед так, словно ждала выстрела в спину или собиралась стартовать на очень длинную дистанцию.
— А тетенька не дура, — хмыкнул Паша. — Вот откроют ворота, а она как дернет отсюда — и до самой Греции, не останавливаясь...
— Пуля догонит, — хмуро отозвался Бабст.
За статуей начиналась центральная аллея, которая вела прямиком к замку. Чем дальше участники экспедиции отходили от ворот, тем спокойнее становилось у них на душе. Шум и крики сюда уже почти не долетали, и можно было даже расслышать кукушку, щедро отмерявшую в дальнем лесу годы чьей-то жизни. Идиллию портили только следы давних пожаров: обгоревшие руины и черные пни, попадавшиеся слева и справа от аллеи. Пепелища, несомненно, остались на месте дачных домиков садоводства «Светик», членом которого был учитель Некипелов, однако у Савицкого возникли другие ассоциации.
