Увидев вошедших, восточные люди отложили ложки, встали и поклонились мальчику. Тот небрежно кивнул в ответ, отдал толстяку удочки и уселся на расшитую серебром подушку, положенную прямо на медвежью голову. После это он милостивым жестом пригласил гостей занять места напротив себя.
Толстяк раздал пришедшим ложки.
— Кушай, кушай! — повторял он, не переставая хитро улыбаться.
Гастарбайтеры молча продолжили трапезу. На гостей они не глядели.
Паша взял было ложку, но тут же положил ее обратно.
— Да ну на фиг, — шепнул он Бабсту. — А если они варана кипяченого жрут?
— Дурак ты, Пашка, — так же тихо ответил неутомимый экспериментатор. — Ну подумай сам: где ты в своей Москве варана попробуешь?
— А верно! — поразился этой мысли Живой. — Хороший понт дороже здоровья. Значит, придется есть. Но все-таки давай-ка ты первый, я погожу.
— Ну, годи...
Бабст решительно зачерпнул полную ложку, подул на нее и отправил пищу в рот. Он посидел немного молча, а потом проглотил и хмыкнул:
— Обломись, студент. Это самая обыкновенная перловка.
— Ну и слава богу!
Паша взялся за ложку.
Когда каша была съедена, мальчик велел толстяку подавать чай и приступил к разговору.
— Меня зовут Башлык, — сказал он. — Это значит «князь». Я тут главный. А вас как зовут?
Парламентеры представились, причем Вера тоже упомянула о своем княжеском происхождении, а Паша на всякий случай присвоил себе титул шевалье.
Гастарбайтеры стали по очереди называть свои имена и прозвища, а Башлык переводил их на русский. Все прозвища оказались звериными: тут были и Лось, и Марал, и Суслик, и Бурундук, и даже крупный мужчина по прозванию Горная Индейка. Шустрый толстяк-привратник, который по совместительству выполнял обязанности повара, назвался Зайцем.
После представления у гостей стал понемногу проходить страх. Петр Алексеевич заметил, что среди новых знакомых не нашлось ни одного хищника, и сказал об этом вслух. Гастарбайтеры заулыбались и на минуту показались симпатичными ребятами.
Один Башлык оставался серьезен.
— А кто вы такие? — спросил он строго.
— Мы ваши друзья, приехали из Москвы вас защищать, — ответил Савицкий.
— А я французская правозащитница, — добавила княжна. — Я вас не дам в обиду!
Башлык кивнул и стал переводить своим. Говорил он очень долго — видимо, слово «правозащитница» требовало множества описательных выражений. Слушатели кивали и цокали языками, поглядывая на Веру.
— Ну, а вы-то кто? — спросил наконец Бабст. — С виду киргизы, а вроде и не киргизы.
— Мы — ненемцы.
— Кто?
— Ненемцы, — повторил Башлык. — А киргизами нас тут местные называли. Мы не обижаемся. Киргизы нам... как это по-русски... двоюродные карындаши.
— Какие карандаши?
— Ну, родственники, в общем.
Посыпались вопросы. Из ответов Башлыка, а также Зайца, который лучше других говорил по-русски, выяснилось, что ненемцы — это маленький народ, живущий высоко в горах Алтая. Два месяца назад отец Башлыка (сын называл его «кам» и всегда склонял голову, упоминая его) отправил их на заработки в центральную россию. До Москвы денег не хватило, и ненемцы сошли с поезда в Краснопырьевске. Здесь их задержали на вокзале, немного побили, а потом отвезли на Вакхову Поляну. Поселили в бараке на заднем дворе замка, выдали лопаты и велели по-быстрому копать котлован.
— Мы умеем по-быстрому, — гордо сказал Башлык. — Три недели — и готова яма.
— А денег йок, — добавил Заяц.
Ненемцы заговорили все разом, причем в потоке непонятной речи все время всплывало русское слово «кидалово».
— Так, значит, вам не заплатили, и вы из-за этого взбунтовались? — уточнила Вера.
Ненемцы дружно покачали головами и опустили глаза. Было ясно, что о причине бунта им рассказывать не хочется.
— Может, из-за жратвы? — предположил Бабст. — Вы тут что, одну перловку едите?
— Сначала перловку ели, а потом совсем не перловку, — загадочно ответил Заяц.
Ненемцы при этих словах снова покачали головами.
— Человечину, наверно, жрали, — шепнул Паша Савицкому. Тот не ответил.
После долгих расспросов причину восстания все-таки удалось установить. Гастарбайтары целый месяц питались самой дешевой крупой, какую продавали в ближайшем магазине, закупая ее мешками. Однако три дня назад Заяц решил разнообразить рацион своих товарищей и нарвал каких-то колосков на лужайке за домом. Там была аккуратно засеяна довольно большая полоска, а возле нее на вышке торчал часовой. Заяц вылез из барака ночью и, увидев, что охранник спит, набрал целый мешок колосьев. Утром он обмолотил зерно, растолок его в ступке и напек лепешек.
В этом месте рассказа ненемцы стали раскачиваться из стороны в сторону, взявшись руками за головы. Потом снова горячо заговорили о чем-то на своем языке, часто повторяя слово «яман».
— Как покушали, — продолжал Заяц, дождавшись тишины, — так жить очень весело стало. Все плясать стали, петь стали. И еще водки выпить захотели. Мы в сарае жили, а в доме охранники жили. Они там водку пили все время. Мы лепешки взяли и пошли к ним в гости. Даем им лепешки, а сами такие танцуем и говорим — водку наливай, пожалуйста. А они ругаться стали, побить нас хотели. Нехорошие люди.
— Ну, а вы что?
— А мы их сами побили, веревкой связали и за ворота к реке вынесли. А ворота закрыли, да.
— А потом что было?
Все промолчали. Заяц тоже молчал и хитро улыбался. Наконец ответил Башлык:
— А потом мы их водку выпили и тоже нехорошими людьми стали.
— Ты что, тоже водку пил? — удивился Бабст.
Мальчик ответил, как взрослый:
— Нет, я не пил, мне нельзя.
— Это ты правильно решил, что нельзя, — наставительно сказал Петр Алексеевич. — В твоем возрасте алкоголь сразу проникает в мозг.
— Нет, не поэтому, — тряхнул головой Башлык. — Я на шамана учусь, мне только ортку пить можно.
Савицкий застыл с открытым ртом, а Бабст тут же спросил:
— Дашь попробовать?
Башлык кивнул:
— Потом дам. Когда кровавую жертву резать будем.
Услышав это, Паша резко вскочил, но тут же грохнулся — от долгого сидения на полу у него затекли ноги.
Башлык посмотрел на него и что-то коротко приказал Зайцу. Тот хохотнул, потер руки и, приплясывая, выбежал в соседнюю комнату.
Все члены экспедиции тоже вскочили. Бабст подхватил рюкзак и заслонил собой Веру. Паша цеплялся за руководителя.
