— Três, senhora, três, вот! Bastante! Obrigado, obrigado, depois роr favor.
[9]
Те из нас, кто решил сойти на берег, могли побродить по городу. Местечко оказалось премилое — с узкими мощеными улочками, осликами, цветами и маленькими белыми домиками, украшенными узорной плиткой. Встречались и роскошные виллы с изящными балконами, нависающими над дорогой, которые были увиты цветами. Но по большей части дома были бедные, и из дверей их выглядывали черноглазые босые ребятишки, одетые в отрепья. Мужчины тоже выглядели как оборванцы. Женщины носили длинные балахоны с плотно прилегающими капюшонами, несмотря на жару, а на головах они держали горшки. В лавках, увы, не было ничего, что бы нам захотелось купить, да и денег у нас не было. Побродив по городу, мы с Тимом выбрались за его пределы по узкой, ведущей вверх тропинке, обрамленной высоченными кустами с розовыми и багряными цветами, и увидели, как несколько мужчин что-то копают в поле, а пара волов тащит за собой плуг. Высокие бамбуковые изгороди делили поле на участки. То тут, то там виднелись небольшие домики с прохудившимися камышовыми крышами.
Мы лезли все выше, пока не оказались в лесу. Из-под скалистых завалов вниз, по дождевым стокам, бежала вода.
— Подумать только! — воскликнул я. — Все это существует здесь всегда!
На мгновение мне показалось, будто любое несчастье — пустяк. Я подумал о матери, которая потрошит рыбу в Лаймхаусе, и об Ишбель, которая выступает на сцене в «Квоши».
— Понимаю, о чем ты, — отозвался Тим.
Странно у нас выходило с Тимом. Мы ведь с ним и не разговаривали никогда как следует — так, как я обычно беседовал с другими, со Скипом например. Со Скипом мы могли болтать день и ночь напролет. А с Тимом — нет. Каждый из нас понимал, о чем думает другой.
На фоне неба вырисовалась темная фигура. Человек неподвижно сидел на высокой плоской скале, все его внимание было сосредоточено на предмете, который лежал у него на колене, — это могла быть книга. Скип. Он показался мне странным, и лишь через пару минут я сообразил почему. Он не двигался. Я еще ни разу не видел, чтобы он сидел на месте. Скип был настоящий живчик: даже стоя на месте, все время покачивался, а когда сидел — мелко тряс коленями.
— Эй, Скип, ты что тут делаешь? — крикнул Тим.
Скип вздрогнул.
Тим с ухмылкой взобрался на скалу.
— Да пошел ты, — Скип произнес это самым будничным тоном — спокойно и сдержанно. — Так и заикой стать недолго! Не предупредить было? Подкрались, как воры.
— Это кто подкрался?
— Ты, придурок, кто еще?
Я полез вслед за Тимом. Сидеть на скале оказалось приятно — тепло и просторно. Мы расположились, скрестив ноги, точно индейцы на совете племени.
— Ты что делаешь?
— Рисую. — Скип показал нам альбом.
На рисунке был остров, вид на вулкан. Несколькими легкими серыми штрихами Скип умудрился создать узнаваемый образ.
— Красиво, — признал Тим.
Я перевернул страницу. На предыдущем листе была гавань, и в бухте — «Лизандр» со всеми своими мачтами, парусами и рангоутами. Стал листать назад — оказалось, что мы все есть в альбоме. Наши лица, руки; мы опираемся о борт, сидим у «малыша»: широкие скулы Яна, долговязая фигура Комеры, Билл, мой товарищ по несчастью, ест свой ужин, и волосы у него торчат во все стороны. Уилсон Прайд чистит картошку, стоя у входа на камбуз.
— Гляди-ка, Самсон! — показал пальцем Тим.
Я рассмеялся.
— И капитан — прямо как живой. — Это про капитана Проктора с его пухлыми щеками и невыразительным взглядом.
— А вот и ты, Джаф!
Действительно, на картинке был я.
— Ни разу не видел, чтобы ты рисовал, — удивился Тим.
Скип пожал плечами.
— Ты где так научился?
— Талант. — Он сглотнул с громким щелчком, от которого у него наверняка должен был заболеть кадык. Откуда-то из глубин острова донесся бешеный собачий лай. Скип оглянулся на источник звука. — У меня всегда было много талантов, — задумчиво произнес он, а потом сжал губы и надул щеки, будто рот у него был полон воды. Прозвучало это забавно.
— А какие еще таланты у тебя есть? — спросил я.
Скип подтянул колени к подбородку, обхватил их руками и принялся раскачиваться взад-вперед, робко улыбаясь. У Скипа было очень странное лицо: пухлое и круглое, если смотреть анфас, но в профиль совсем другое. Прямая, словно выровненная по линейке, линия лба шла до переносицы, а потом становилась извилистой, доходя до шишковатого кончика носа, и сводилась на нет почти полным отсутствием подбородка. Кожа нечистая, покрытая бугорками и угрями.
Тим взглянул на меня, поднес палец к виску и состроил гримасу, показывая, что считает нашего приятеля психом.
— Свистеть умею, — хихикнув, сообщил Скип и опять сглотнул.
Мы с Тимом рассмеялись.
— Что угодно могу просвистеть, — добавил Скип.
Свистуном он был знатным — не поспоришь.
— А еще что? — не унимался я. — Это всего два таланта.
Скип молча посмотрел на меня.
— Вы не поймете, — сказал он.
— Ты знаешь, что ты чокнутый? — поинтересовался Тим. — Правда. Тронутый, сумасшедший, психический.
— Да неужели? — Скип тоже засмеялся. — Ты серьезно?
— Хватит ерунду нести.
— Что такого мы не поймем? — спросил я. — Мы что, по-твоему, идиоты?
— Не идиоты, — Скип облизнул губы, — просто нормальные люди.
— А ты, значит, ненормальный?
Он улыбнулся. Рот у него был маленький — едва видать.
— Недоумок ты — вот ты кто, — рассердился я.
— Без обид. — Скип захлопнул альбом и сунул его в карман. — Просто люди не… люди не… — Он сосредоточенно напрягся. — Нормальный — нет, я не нормальный, это правда.
— Наконец хоть что-то разумное сказал. — Тим лежал на скале, прикрыв глаза.
— Ничего особенного, — продолжал Скип, слегка пожимая плечами со стеснительной полуулыбкой. — Просто я — ясновидящий.
— А, ну ладно, — успокоился я. — Тогда — ничего страшного.
Даром ясновидения обладала добрая половина жителей Рэтклифф-хайвей.
— Гадать умеешь?
— Все не так просто.
— А будущее можешь предсказать? — спросил Тим.
— Иногда, — после недолгого раздумья ответил Скип.
— Тогда что же ты умеешь?
— Мысли твои читать! — встрял я. — Давай скажи, что думает Тим?