Аркан пролетел мимо, Дэн мгновенно смотал веревку и тут же бросил ее снова. Опять промах, и еще раз. Дракон покрылся пеной, начал дергаться в конвульсиях, одновременно извергая содержимое желудка и кишечника и поливая землю прерывистыми струями мочи. На пятый раз все получилось. Петля чудесным образом зацепилась за длинную морду, скользнула дальше — и затянулась у зверя на шее. Уж не знаю, что помогло Дэну — везение или умелый расчет. Дэн раскраснелся и вспотел, сделал шаг назад, перебросил конец веревки Тиму и тут же принялся раскручивать второй аркан, готовясь к броску. Тим отбежал к дереву и привязал к нему конец веревки, шевеля губами, будто напевая что-то или произнося молитву; глаза у него остекленели.
Думаю, на все ушло несколько минут. Чудовище все еще металось и брыкалось, но три крепкие веревки — одна на шее, одна на хвосте и одна вокруг брюха — удерживали его между деревьями. Дэн позвал нас, и мы вышли из укрытия. В длину дракон оказался не меньше девяти-десяти футов, воняло от него — хоть святых выноси. Мне иногда кажется, что в жизни меня слишком часто окружала вонь. Животное было покрыто слоем собственной блевотины и экскрементов, да и кабанья туша уже сильно подгнила. Жаркий воздух был пропитан запахом, который заставил меня вспомнить о продавцах помета из Бермондси: в галереях, где они продавали свой товар, стояли корзины, полные утрамбованного собачьего дерьма для дубления кож. От этого запаха стены трескаются, а растения вянут.
Охотники отрезали кусок веревки, на котором болтался кол, выдернутый драконом из земли. Тут уже и мы пришли на подмогу. Сердце у меня бешено колотилось, щеки горели — странное было ощущение, словно в лихорадке. У всех на лицах читались неистовство, напряжение и потрясение, мы смотрели друг на друга и смеялись в полном изумлении. Дэн пытался нас успокоить. Малайцы тоже хохотали, все мы испытали прилив какого-то безудержного веселья. Даг, как самый сильный, срубил молодое деревце, к которому мы привязали чудовище, — я больше не мог называть его драконом — в таком-то виде; мы спеленали его, словно гигантского безумного младенца, чтобы животное не слишком брыкалось и не сломало себе что-нибудь. Все тело гигантской рептилии было перемазано, да и мы успели перепачкаться с ног до головы. Связанный зверь не оставлял попыток освободиться, не в силах совладать с охватившим его ужасом. В него словно дьявол вселился. Если бы дракон сумел вырваться, он бы разорвал нас на части.
Нести его пришлось всем вместе. Наша экспедиция продолжалась уже два дня, но часть этого времени мы двигались но направлению к берегу. Тем не менее на обратный путь до корабля ушел целый день, всю дорогу мы спускались вниз по склону. Зверь буянил почти без перерыва и затихал лишь на время, когда силы оставляли его, — но лишь затем, чтобы снова начать лягаться, лязгать зубами, дергаться, точно рыба на берегу, бить хвостом, разевать пасть или трепыхаться.
Дэн шел рядом со мной. Он разъяснил мне, как мы будем загонять дракона в клетку. Делать это надо быстро, пока животное не пришло в себя, говорил он, а потом уже можно будет снять веревки с морды и с хвоста. Аркан на брюхе придется оставить.
— Вот как мы сделаем, Джаф: загоним его головой вперед, потом я зайду в клетку и займусь его мордой, а ты освободишь хвост. Как думаешь, управишься?
— Попробую, — ответил я.
— Запомни, — предупредил Дэн, — хвост опасен не меньше головы, а может, даже и больше: он живет своей жизнью, а мозгов в нем нет. Представь, что имеешь дело с гигантской гильотиной, которая может опуститься в любую секунду. Вся сила у него в хвосте. Зайдешь в клетку, сделаешь что надо и сразу выходи. Будь готов ко всему. Напрасно не рискуй.
— Понял, — отозвался я.
Бешеный хвост, да еще и в замкнутом пространстве. Но Дэн зайдет в клетку первым и будет держать пасть (зубы, клацающие челюсти), а все остальные будут наготове. При этом предполагается, что именно я умею управляться с животными. Меня едва не разобрал смех. Дэн сообщил, что мы уже почти дошли до берега, — как он это узнал, одному Богу ведомо. Дракон начал потихоньку сдавать и уже просто висел на веревках, изредка подергиваясь. Начинало темнеть, но, благодарение богу, в небе светила полная луна; и, опять-таки благодарение богу, к нам не подошел близко ни один зверь, ни один скорпион не пробежал мимо, ни одна змея не зашипела в траве. Когда мы добрались до моря, было уже совсем темно. Малайцы побежали вперед с факелами, за ними на опушку вышли и мы. В залитой лунным светом бухте нас встретили остальные члены команды — все они устремились нам навстречу, не отрывая изумленных глаз от чудовища и невольно растягивая губы в судорожной улыбке. На лицах плясали оранжевые отсветы пламени от большого костра, разведенного на самом берегу.
Капитан Проктор запыхался и раскраснелся от возбуждения.
— Бог ты мой! — только и повторял он. — Бог ты мой!
Вслед за хозяином побежал было и Самсон, но, увидев дракона, внезапно остановился, опустил морду и залаял. Проктор схватил пса за ошейник и второй рукой зажал ему пасть.
— Я его привяжу, — еле переведя дух, пообещал он и отвел Самсона подальше.
Втащить дракона в клетку оказалось несложно. Сил сопротивляться у него уже не было. Габриэль поднял решетку, и мы затолкали зверя внутрь. Настал мой черед. Мой и Дэна. Мы подошли к дракону, чтобы снять веревки. Дэн схватил его за голову, а я — за хвост. Я ни о чем не думал: взялся за хвост, ослабил узел, быстро спустил веревку и выскользнул из клетки. Через секунду оттуда вылез и Дэн. Габриэль опустил решетку, а Ян с Саймоном закрыли задвижки.
Раздался громкий одобрительный гул. Дракон раскинул все конечности — разом, словно кто-то воткнул в него нож, поднял голову, ничего вокруг не видя, и снова заметался с такой отчаянной силой, что мы все замерли. Видели бы вы это чудовище, как оно трепыхалось и билось до бесчувствия о стены клетки! Я молился, чтобы она выдержала натиск. Но Джо Харпер сработал на совесть. Крепкие деревянные брусья и стальные зажимы не поддались, да и дракон успел растерять свой запал. Несмотря на это, он еще добрых полчаса метался, дергался и шипел, пока наконец не впал в оцепенение и не плюхнулся на брюхо, истекая слюной, прикрыв глаза и распластав лапы и хвост. Двадцать не знающих пощады когтей сжались в невольной судороге, словно кулачки младенца, страдающего от резей в животике.
8
Пришел мой час. Тим свое дело сделал. А я, как известно, тот самый парень, который умеет обращаться с животными. Теперь я должен был постоянно находиться рядом с драконом. Я был при нем, когда мы плыли обратно в шлюпке, я втаскивал клетку на борт, я выпускал зверя в приготовленный для него загон под баковой надстройкой. Мы с Дэном отмыли его, насколько хватило терпения и сил. Свиньи начали с ума сходить от его запаха, и Уилсону с Габриэлем пришлось поместить их подальше, в кормовую часть. Очистив несчастного пленника от грязи, мы и сами вымылись дочиста, выбросили за борт грязную одежду — теперь ненужный хлам — и оделись во все свежее. Оказаться в чистоте, сухости и безопасности на борту «Лизандра». Спать в собственной койке. В прокуренном матросском кубрике. Дома. Я грезил наяву — так бывает: вроде и бодрствуешь, ходишь, разговариваешь, но на самом деле знаешь — это сон. Начинаешь думать, что ты и сам — часть одного из снов, в которых думаешь, будто проснулся, а потом начинаешь сомневаться, все становится странным, и ты понимаешь: наверное, я сплю, но сплю во сне. А потом сны наслаиваются один на другой, как годовые кольца на старом пне или полосы на стенах каменоломни, и становится страшно, после чего просыпаешься. Хотя порой я задаю себе вопрос: проснулся ли я тогда? Сны порой так похожи на реальность. Скорее всего, это и не важно. Можно сказать, что я затерялся между слоями горных пород, которые образуют те самые полосы на стенах каменоломни.
