Он — следующий.
Габриэль дал мне шило. Моя очередь нести вахту. Я пополз на нос. Перед глазами все плыло. Наступил Скипу на ногу. Тот огрызнулся: «Иди ты к чертям собачьим!»
— Там встретимся!
Он попытался пнуть меня голой ногой, но промахнулся.
Вахта.
Я забыл, зачем я здесь. Глаза мои уже превратились в щелочки, как у старика, и были не способны вглядываться в слишком яркую даль. Я ощущал себя мухой на потолке: будто сижу вверх ногами, небо — внизу, а море, наоборот, наверху, разницы между ними нет никакой, и оба не имеют ни конца ни края. Ничто меня тогда особенно не тревожило, хотя все тело почему-то начала бить дрожь, а волоски на руках и загривке встали дыбом. Не то чтобы я волновался, нет. Приближалось нечто большое — невидимое, гулкое, как напряжение перед ударом молнии, больше, чем море и небо, оно накрыло все кругом. В воздухе возник тихий, тонкий звон, живой звук. Он все близился, шевелился в моей голове, а потом вдруг взлетел далеко ввысь — и рассыпался, словно с небес грянул хор детских голосов.
— Но это правда, — произнес Скип, — там действительно что-то есть. Ты тоже это слышишь.
Изо рта у него воняло.
«Слышать» — не совсем то слово.
Но я сказал:
— Да, слышу. — Голова у меня закружилась. Я спросил: — Что это?
Скип загадочно улыбнулся.
— Ты знаешь не больше, чем я, — заявил я ему.
— А разве я говорил, будто знаю?
— Понятия не имею. Думал — знаешь.
— Кое-что — знаю.
Он присел рядом со мной на корточки, обхватив руками колени. Штаны у него были разодраны в клочья, и сквозь дыры торчали острые, костлявые коленки. Говоря, он яростно расчесывал струп на правой ноге и пришепетывал сквозь зубы.
— Оно дикое. Очень-очень дикое, Джаф, правда, дикое-предикое…
Звук детских голосов перешел в гудение, которое все время немного менялось. На колене у Скипа показалась кровь — блестящий красный пузырь. Скип слизнул его.
— И старое-престарое.
Еще одна порция липкой густой крови. Запахло требухой, нарезанной для жарки.
— Ему миллионы и миллионы лет. И еще оно ходит на кончиках копыт.
Как в моем сне: дракон, идущий по морю на кончиках лап.
— Если оно подойдет, — сказал Скип, — постарайся не смотреть. Есть вещи, которые не стоит видеть.
— Мне страшно, — пожаловался я.
Он пристально взглянул на меня. Я заплакал — слишком испугался и не мог больше здраво рассуждать. Скип опять принялся лизать колено.
— Голова кружится, — сказал я.
— Дэн, Джафу плохо, ему нельзя сидеть на вахте, — сообщил Скип.
Кровь. Вкусная. Что надо. Лучше, чем кожа. Небольшое дополнение к рациону. Если содрать свежую корочку с трещины на локте, можно вызвать кровотечение, и это совсем не больно. Но до локтя не дотянешься. Если болячка на запястье станет больше, плевать я хотел на соль, жжение и приступы страха. Хочется есть — и ничего больше, других желаний у меня не было. Никогда.
— Джаф, что случилось? — забеспокоился Дэн.
— Дайте ему полежать. — Это голос Тима.
Я заснул. Когда проснулся, стало прохладнее, и я смог сесть. Шлюпки стояли рядом совершенно неподвижно.
— Что он говорит?
— Ни черта не разберу.
— Даже на английский не похоже.
— Португальский?
— Obrigado, obrigado, três, senhora, três, роr favor…
В Хорте на берегу старухи-нищенки тянут свои кружки за жиром.
— Отмучился, — сказал капитан.
Джон Коппер.
Дэн закрыл лицо рукой. Солнце зажигало на воде красные блики. Мы мерно покачивались на волнах. Сколько нас?.. Не может быть… Сколько?.. Стоит закрыть глаза — и все снова на месте: Билли Сток, Джо Харпер, Генри Кэш и остальные, и ничего не случилось, ничего, можно вернуться обратно, это непросто и отнимает остатки сил, но, определенно, тот чудесный мир существует, и можно в него вернуться.
— Что теперь? — спросил Даг. Выглядел он страшновато: череп, обтянутый кожей, и глаза выпирают из орбит.
Ответа не последовало — никто не знал.
* * *
Капитан и Уилсон Прайд разрезали труп Джона на куски. Я не смотрел. Вторая шлюпка отплыла немного в сторону, а я лежал ниже планширя и только слышал, как рубят мясо и капает жидкость; Проктор и Прайд покряхтывали от напряжения.
Я ощутил затхлое, несвежее дыхание Тима.
— Все нормально, Джаф, его там больше нет, и близко нет, ему теперь хорошо.
За спиной тяжело и прерывисто дышал Габриэль.
Я открыл глаза. Улыбающееся лицо Тима. Он заговорил. Промеж губ тянулась полоска слюны цвета яичного белка.
— Недолго осталось.
Струя воды.
Во рту все горит и жжет, горло слипается.
— Не могу, — решительно произнес Габриэль.
— Можешь, — заверил его Дэн.
Капитанская шлюпка вернулась. При ее приближении нас закачало. Скип принюхался и шумно сглотнул.
— Костер развели, — пробормотал Дэн.
— Все хорошо, Джаф. — Тим улыбался.
Темнело. Дым приятно щекотал ноздри. На борту мерцал приветливый огонек.
Тим поднес кружку к моим губам.
— Глотни разок.
Густеющая сытная кровь.
Я приподнял голову, выпил, откинулся обратно и, широко раскрыв глаза, уставился в неожиданное ночное небо. В воздухе разлился запах горячего жареного мяса, и под языком вдруг невыносимо заболело. Звезды опустились совсем низко. Когда мы жили в Бермондси, меня часто одолевал голод. Я ходил по берегу в Саутуорк, чтобы понюхать, как готовят ужин в «Якоре». Можно было постоять на улице, втягивая носом густые, сочные ароматы кухни, и это заменяло мне еду. В Саутуорке волны бились о речной откос. Милый, серый Саутуорк — там, за морями, за континентами, так же далеко от меня, как эти торжественные звезды.
— Это всего лишь мясо, — настаивал Дэн, но Габриэль упрямо мотал головой.
Он сидел, устремив взгляд своих больших глаз далеко вперед, а из глубины его глотки доносилось низкое гудение. Поесть ему в конце концов все-таки пришлось. Кто бы мог отказаться? Здоровяк Габриэль превратился в тонкий стебелек. Ел он отчаянно, сосредоточенно, тяжело дыша. Дэн передал мне толстый кусок мяса, обуглившийся по краям, но мягкий, розовый и сочный внутри. Я начал сосать его, и рот переполнился слюной, которая стекала по подбородку, как у младенца.
— Слюнявчика не хватает, — сказал я, и остальные засмеялись.
