В Лондоне, где движение было левосторонним, Рут не позволяла Аманде и Грэму пересекать улицу, ну, разве что перейти в небольшой парк напротив; если не считать этой скучной экспедиции, передвижения няньки и ее подопечного были ограничены стенами отеля. И Грэм обнаружил, что в «Конноте» кровати застланы накрахмаленными простынями. А крахмал живой? — пожелал узнать мальчик.
«На ощупь он как живой», — сказал Грэм.
Когда они уезжали из Лондона в Амстердам, Рут пожалела, что в Лондоне не проявила и половины того мужества, на которое хватило духа у Аманды Мертон. Простоватая девушка добилась немалых успехов: с разницей во времени Грэм справился, запор у него прошел, и он больше не боялся иностранных унитазов, тогда как у Рут были все основания сомневаться в том, что ей удалось вернуться в мир хотя бы с малой долей своей прежней внешней уверенности в себе.
Если прежде, когда Рут давала интервью, ее ничуть не волновало, читал ли интервьюер ее книгу перед разговором с ней или нет, то теперь она молча переживала это унижение. Потратить три или четыре года на книгу, а потом попусту потерять час или более на разговор с журналистом, который даже не удосужился прочесть ее… если это не свидетельствовало о пониженном чувстве собственного достоинства, то что же тогда? (К тому же роман «Мой последний плохой любовник» был довольно невелик по объему.)
С кротостью, которая была для нее совершенно нетипична, Рут сносила часто задаваемый и абсолютно предсказуемый вопрос, не имевший никакого отношения к ее роману, а именно: как она «справляется» со своим вдовством и не входит ли в противоречие ее личный опыт вдовства с тем, что она написала об этом в своем предыдущем романе?
— Нет, — отвечала миссис Коул, а про себя начинала думать: «Быть вдовой — ужасно, в точности как я и предполагала».
Неудивительно, что в Амстердаме у нидерландских журналистов был свой «часто задаваемый и абсолютно предсказуемый вопрос». Они хотели знать, как Рут проводила свои исследования в квартале красных фонарей» Правда ли, что она спряталась в стенном шкафу и наблюдала за проституткой с клиентом? (Нет, не пряталась и не наблюдала, отвечала Рут.) Был ли ее «последний плохой любовник» нидерландцем? (Категорически нет, отвечала писательница. Но, произнося эти слова, она вглядывалась в лица — нет ли среди них Уима; она была уверена, что он, так или иначе, появится.) И вообще, почему это писателя интересуют проститутки? (Лично ее проститутки не интересуют, отвечала Рут.)
Большинство интервьюеров выражали сожаление, что она выбрала объектом своего внимания именно де Валлен. Неужели ничто другое в городе не привлекло ее внимания?
«Вы страдаете провинциализмом, — отвечала Рут своим мучителям. — "Мой последний плохой любовник" вовсе не об Амстердаме. Главный герой — не нидерландка. Амстердам — лишь место действия одного из эпизодов романа. То, что происходит с героиней в Амстердаме, побуждает ее изменить свою жизнь. Меня интересует история се жизни, в особенности ее желание изменить свою жизнь».
Вполне предсказуемо журналисты после этого спрашивали у нее: какие моменты такого рода были в вашей жизни? И: как вы изменили свою жизнь?
Читая ее интервью в газетах, Харри Хукстра диву давался: ну зачем Рут Коул понадобились все эти скучные глупости? Зачем она вообще дает эти интервью? Да ее книгам вовсе не нужно это паблисити. Лучше бы осталась дома и села за новый роман. Но может быть, ей нравится путешествовать, думал Харри Хукстра.
Он уже был на ее чтениях, потом видел по телевизору, присутствовал в «Атенеуме», где она раздавала автографы и где Харри занял самое удобное место — скрывшись от нее за книжной полкой. Сняв с полки всего пять-шесть книг, он мог беспрепятственно наблюдать, как Рут ведет себя со своими поклонниками. Самые ярые ее читатели выстроились в очередь за автографами, и, пока Рут сидела за столом, одну за другой подписывая книги, Харри мог беспрепятственно разглядывать ее профиль. Через щелку, которую проделал между книг, Харри увидел, что, как он догадался по фотографии на заднике, в правом глазу Рут и в самом деле был дефект. А груди у нее и вправду были великолепные.
Хотя Рут, не жалуясь, более часа подписывала книги, за это время все же произошел один случай, поразивший Харри, который решил, что Рут далеко не так дружелюбна, как это могло показаться с первого взгляда; напротив, ему даже показалось, что Рут — в числе самых вспыльчивых людей, каких он видел.
Харри всегда влекло к людям, которые умели сдерживать гнев. Будучи полицейским, он знал, что несдерживаемый гнев — это угроза для него лично. Тогда как гнев сдерживаемый вызывал его симпатию, и он считал, что люди, которые вообще не умеют сердиться, по преимуществу люди ненаблюдательные.
Женщина, ставшая причиной инцидента, стояла в очереди за автографом; это была пожилая дама, и поначалу вид у нее был совершенно невинный, не дававший ни малейших оснований заподозрить ее в каких-нибудь скандальных замыслах, впрочем, правильнее было бы сказать, что Харри ничего такого в ней не заметил. Когда подошла ее очередь, она встала перед столом и положила на него издание «Моего последнего плохого любовника». Рядом с ней стоял робковатый на вид (и такой же пожилой) мужчина. Он улыбался, глядя на Рут, улыбалась и женщина. Проблема, похоже, была в том, что Рут не узнала женщину.
— Вы хотите, чтобы я подписала книгу для вас или для кого-то из членов вашей семьи? — спросила Рут у старухи, чья улыбка при этом сползла с лица.
— Для меня, пожалуйста, — сказала старуха.
У нее был безобидный американский акцент. Но в ее «пожалуйста» слышалась фальшивая вкрадчивость. Рут вежливо ждала… нет, пожалуй, чуть нетерпеливо… когда женщина назовет ей свое имя. Они продолжали смотреть друг на друга, но Рут так и не узнавала ее.
— Меня зовут Мьюриел Риардон, — сказала наконец старуха. — Вы, похоже, меня не помните?
— Нет, к сожалению, не помню, — сказала Рут.
— В последний раз я видела вас на вашей свадьбе, — сказала Мьюриел Риардон. — Я прошу прощения за то, что вам тогда наговорила. Наверно, я была не в себе.
Рут не сводила взгляда с миссис Риардон, цвет ее правого глаза изменился с карего на янтарный. Жуткую старую вдову, которая пять лет назад с такой уверенной наглостью напустилась на нее, Рут не узнала по двум причинам: во-первых, она никак не думала, что увидит старую гарпию в Амстердаме, во-вторых, старая ведьма теперь выглядела значительно лучше. Она не только не умерла, как то предсказывала Ханна, а, напротив, очень даже ожила.
— Это одно из совпадений, которые нельзя объяснить просто совпадением, — говорила миссис Риардон; тон у нее был как у неофита.
Она и была неофитом. За пять лет, прошедших после ее нападения на Рут, Мьюриел успела познакомиться с мистером Риардоном и выйти за него замуж — теперь он с сияющей улыбкой стоял рядом с ней; и Мьюриел и ее новый муж стали истыми христианами.
Миссис Риардон продолжала:
— Когда мы с мужем приехали в Европу, меня не отпускала мысль, что я должна попросить у вас прощения, и надо же — я нахожу вас именно здесь! Это настоящее чудо.
