Эдди взял ручку. Хозяйка одобрительно улыбнулась ему — она не сияла красотой и не светилась от счастья, но тем не менее не была лишена привлекательности и излучала доброжелательность. Нет, понял Эдди, он не будет возражать против того, чтобы изложить это письменно. Именно такое предложение и было необходимо Эдди, именно этого требовал его голос, до того заточенный внутри него. Он хотел писать. В конечном счете именно поэтому он и искал такую работу. Но вместо писательства он получил Марион. Теперь, теряя ее, он находил то, чего хотел до начала этого лета.
А что касается Теда, то Тед его ничему не научил. Если Эдди О'Хара что-то и почерпнул у Теда Коула, то лишь читая его. Всего несколько предложений — вот какой урок один писатель может преподать другому. Из «Мыши за стеной» Эдди научился чему-то, состоящему всего из двух предложений. Первое из них было: «Том проснулся, а Тим — нет». А потом там было еще такое предложение: «Это был такой звук, как если бы в стенном шкафу ожило одно из маминых платьев и попыталось слезть с вешалки».
Если Рут Коул из-за этого предложения всю свою жизнь с опаской относилась к платьям и стенным шкафам, то Эдди О'Хара слышал звук платья, сползающего с той вешалки, так ясно, как любой другой звук, когда-нибудь им слышанный, в своих снах он видел движения этого скользкого платья в полутьме стенного шкафа.
А в «Двери в полу» было еще одно неплохое первое предложение: «Жил да был один маленький мальчик, который не знал, хочет ли он рождаться». После лета 58-го Эдди О'Хара наконец-то понял, что чувствовал маленький мальчик. Там было еще и другое предложение: «Его мама тоже не знала, хочет ли она, чтобы он рождался». Только встретив Марион, Эдди понял, что чувствовала эта мама.
В ту пятницу в магазине рамок в Саутгемптоне произошло судьбоносное событие — Эдди осенило: если секретарь писателя стал писателем, то голос ему дала Марион. Если лежа в ее объятиях (в кровати Марион, внутри нее), он впервые в жизни почувствовал себя почти что мужчиной, то, лишь потеряв ее, он понял: у него есть что сказать. Право писать Эдди О'Хара обрел, когда понял, что жизнь ему предстоит прожить без Марион.
«Вы можете представить себе Марион Коул? — писал Эдди. — Я хочу сказать, можете ли вы увидеть ее мысленным взором, представить, как она выглядит?»
Эдди показал два своих первых предложения Пенни Пиарс.
— Да, конечно… она очень красива, — сказала хозяйка. Эдди кивнул и принялся писать дальше:
«Так вот, хотя я — секретарь мистера Коула, но этим летом я спал с миссис Коул. По моим оценкам, мы с Марион занимались любовью не меньше шестидесяти раз».
— Шестидесяти? — невольно вырвалось у хозяйки.
Она вышла из-за прилавка, чтобы через плечо Эдди читать, что он пишет. Эдди написал:
«Мы занимались этим шесть, почти семь недель, обычно по два раза в день, а нередко и по три. Но как-то раз у нее случилась инфекция, и мы не могли делать это. А если еще учесть и месячные…»
— Понятно… значит, около шестидесяти раз, — сказала Пенни Пиарс — Продолжайте.
«Так вот, — написал Эдди, — мы с Марион были любовниками, а у мистера Коула — его зовут Тед — была любовница. Вообще-то она была его натурщицей. Вы знаете миссис Вон?»
— Это те Воны, что с Джин-лейн? У них есть большая… коллекция, — сказала хозяйка магазина рамок. (Вот было бы здорово от них получить заказ на рамки!)
«Да, та самая миссис Вон, — написал Эдди. — У нее есть сын, маленький мальчик».
— Да-да, я знаю! — сказала миссис Пиарс — Продолжайте, пожалуйста.
«Так вот, — продолжал писать Эдди, — сегодня утром Тед — то есть мистер Коул — порвал отношения с миссис Вон. Не могу себе представить, чтобы у этого романа было благополучное завершение. Миссис Вон, казалось, была сильно расстроена. А Марион тем временем собирает вещи — она уезжает. Теду об этом не известно, но она уезжает. А Рут — вот она, Рут, ей четыре года».
— Да-да, — вставила Пенни Пиарс.
«Рут тоже неизвестно, что ее мать уезжает, — продолжал писать Эдди. — И Рут и ее отец вернутся в свой дом в Сагапонаке и поймут, что Марион уехала. А с нею и все фотографии — те самые, для которых вы делали рамки, кроме той, что осталась здесь, в вашем магазине».
— Да-да… боже мой, что? — сказала Пенни Пиарс.
Рут хмуро смотрела на нее. Миссис Пиарс постаралась улыбнуться девочке.
Эдди писал дальше:
«Марион забирает эти фотографии с собой. Когда Рут вернется домой, там уже не будет ни ее матери, ни фотографий. Исчезнут и ее мертвые братья, и ее мать. А ведь за каждой из этих фотографий стоит своя история, их сотни, этих историй, и Рут каждую из них знает наизусть».
— Что вы хотите от меня? — воскликнула миссис Пиарс.
— Только фотографию матери Рут, — сказал вслух Эдди. — Она лежит в кровати в номере парижского отеля…
— Да, я знаю эту фотографию — конечно, вы ее получите! — сказала Пенни Пиарс.
— Тогда все в порядке, — сказал Эдди и написал: «Я просто подумал, что девочке, наверно, будет необходимо хоть что-нибудь рядом с ее кроваткой этой ночью. Там не останется ни одной фотографии, а она к ним так привыкла. Я подумал, что, если будет хотя бы одна, а особенно ее матери…»
— Но это трудно назвать фотографией мальчиков — там видны только их ноги, — прервала Эдди миссис Пиаре.
— Да, я знаю, — сказал Эдди. — Эти ноги особенно нравятся Рут.
— Готовы ножки? — спросила четырехлетняя девочка.
— Да, детка, готовы, — заботливо сказала миссис Пиарс девочке.
— Хотите посмотреть мои ниточки? — спросила девочка. — И… мою корочку?
— Конверт в машине, Рут, — он в бардачке, — объяснил Эдди.
— Да? — сказала Рут. — А что такое бардачок?
— Пойду проверю, готова ли фотография, — сказала миссис Пиарс — Я уверена — она почти готова.
Нервным движением она собрала исписанные листы с прилавка, хотя ручку Эдди еще продолжал сжимать пальцами. Но уйти она не успела — Эдди схватил ее за руку.
— Извините, — сказал он, протягивая ей ручку. — Это ваше. Но верните мне мою писанину.
— Да, конечно! — ответила хозяйка. Она протянула ему все листы — даже чистые.
— Что ты сделал? — спросила Рут у Эдди.
— Я рассказал этой леди одну историю, — сказал девочке шестнадцатилетний парень.
— Расскажи эту историю мне, — сказала Рут.
— Я расскажу тебе другую историю — в машине, — пообещал Эдди. — Только сначала получим фотографию твоей мамы.
— И ножек! — потребовала девочка.
— И ножек, — пообещал Эдди.
— А какую историю ты мне расскажешь? — спросила его Рут.
— Не знаю, — признался парнишка.
