— Он может обыграть меня в сквош, — слабо возразила Рут.
— Ну, это и твой отец может, а сколько ему лет?
— Семьдесят семь, — сказала Рут. — Ты знаешь, сколько ему лет.
— Господи милостивый, неужели семьдесят семь? Он не выглядит на свои годы, — сказала Ханна.
— Я говорю об Алане Олбрайте, а не о моем отце, — сердито сказала Рут. — Алану Олбрайту всего пятьдесят четыре. Он меня любит, он хочет на мне жениться, и я думаю, что буду с ним счастлива.
— А ты говорила, что любишь его? — спросила Ханна. — Что-то я этого не слышала.
— Я этого не говорила, — признала Рут. — Я этого не знаю. Я не знаю, как это сказать, — добавила она.
— Если не знаешь, значит, не любишь, — сказала Ханна. — А мне казалось, что у него репутация… гм-м… он был большим бабником, а?
— Да, был, — медленно сказала Рут. — Он мне сказал об этом. И о том, что он стал другим.
— Ой ли, — сказала Ханна. — Ты думаешь, мужчины меняются?
— А мы? — спросила Рут.
— Ну, ты ведь хочешь измениться, разве нет? — сказала Ханна.
— Я устала от плохих любовников, — призналась Рут.
— Но ты ведь можешь выбирать, — сказала ей Ханна. — Правда, мне казалось, что ты специально выбираешь плохих. Мне казалось, что ты их выбираешь, зная — они уйдут. Иногда еще до того, как ты попросишь их об этом.
— Ты тоже, случалось, выбирала плохих любовников, — сказала Рут.
— Конечно, я это все время делаю, — признала Ханна. — Но мне попадались и хорошие — просто они не задерживались.
— Я думаю, Алан задержится, — сказала Рут.
— Конечно задержится, — сказала ей Ханна. — Так значит, тебя беспокоит, что ты можешь не задержаться, да?
— Да, — призналась наконец Рут. — Дело в этом.
— Я хочу с ним познакомиться, — сказала Ханна. — Я тебе скажу, задержишься ты или нет. Я сразу пойму, как его увижу.
«А теперь она меня бросила на гвозди!» — подумала Рут.
Она захлопнула книгу и прижала ее к груди. Она так разозлилась на Ханну, что готова была расплакаться, но тут же увидела, как этот ее неожиданный жест напугал похотливого рабочего сцены; его встревоженный вид обрадовал ее.
— Публика слышит, что происходит за сценой, — прошептал ей пронырливый парень.
У него была высокомерная улыбка.
Ответ пришел к Рут неожиданно, хотя почти все, что она говорила, было продумано.
— На тот случай, если вы задавались этим вопросом, — прошептала Рут рабочему сцены, — они тридцать четвертого размера.
— Что? — прошептал парень.
Он слишком глуп, чтобы понять, решила Рут. И потом публика разразилась громкими аплодисментами. Даже не слыша, что сказал Эдди, Рут поняла, что он наконец завершил свою вступительную речь.
Она остановилась на сцене, чтобы пожать ему руку, и только потом направилась к подиуму. Эдди смешался и пошел за кулисы, вместо зарезервированного для него места среди зрителей. А когда он оказался за кулисами, ему уже было неловко идти на свое место в зале. Он беспомощно посмотрел на неприятного рабочего сцены, который ему не собирался предлагать свой стул.
Рут дождалась, когда смолкнут аплодисменты, потом взяла свой пустой стакан с водой и тут же поставила его назад.
«Боже мой, я выпил ее воду!» — понял Эдди.
— Вот это титьки! — прошептал Эдди рабочий сцены, но Эдди ничего не ответил, только посмотрел с виноватым видом. (Он не слышал, что сказал парень, и решил — что-то, связанное со стаканом воды.)
Роль рабочего сцены в организации вечера была маленькой, но он внезапно почувствовал себя еще меньше, чем обычно; не успело слово «титьки» замереть у него на губах, как туповатый молодой человек понял, что знаменитая романистка шепнула ему. Она носит тридцать четвертый размер бюстгальтера! Но почему она сказала ему об этом? «Может, она мне предлагалась или чего?» — недоумевал он.
Когда аплодисменты стихли, Рут сказала:
— Пожалуйста, сделайте свет в зале поярче. Я хочу видеть лицо моего редактора. Если я увижу, что он морщится, то пойму, что что-то здесь просмотрела — или просмотрел он.
Это, как и предполагалось, вызвало смех, но то была не единственная ее цель. Ей не нужно было видеть лицо Алана Олбрайта, он и без того занимал немалую часть ее мыслей. Рут хотела увидеть пустое кресло рядом с Аланом — место, зарезервированное для Ханны. На самом деле рядом с Аланом было два пустых места, потому что Эдди ушел за кулисы, а не в зал, но Рут заметила отсутствие только Ханны.
«Черт бы тебя подрал, Ханна!» — подумала Рут, но она теперь находилась на сцене, и ей нужно было только опустить глаза на страницу, как текст захватил ее целиком. Внешне Рут была такой, какой бывала всегда, — собранной. И как только она начала читать, то почувствовала и внутреннюю собранность.
Возможно, она не знала, что делать со своими любовниками (в особенности с теми из них, кто хотел жениться на ней), возможно, она не знала, как обращаться со своим отцом, к которому питала мучительно смешанные чувства. Возможно, она не знала, возненавидеть ли ей лучшую свою подругу Ханну или простить ее. Но когда дело доходило до ее сочинений, Рут Коул была сама уверенность и сосредоточенность.
Она настолько сосредоточилась на чтении первой главы, названной «Красно-синий надувной матрас», что забыла сообщить публике название своей новой книги. Впрочем, это не имело значения — большинству из них название было уже известно. (Более половины присутствующих уже прочли книгу целиком.)
История появления первой главы была довольно необычной. Журнальный отдел одной немецкой газеты («Зюддойче цайтунг») попросил Рут написать рассказ для ежегодника художественной прозы. Рут редко писала рассказы, у нее на уме всегда был очередной роман, даже если она еще не начинала его писать. Однако правила представления материалов в «Зюддойче цайтунг» заинтриговали ее: любой рассказ, опубликованный в журнале, должен был называться «Красно-синий надувной матрас», и по крайней мере один раз в каждой истории этот самый матрас должен был появляться. (Предполагалось также, что матрас должен играть в рассказе заметную роль, чтобы оправдать его присутствие в названии.)
Рут любила правила. Для большинства писателей правил не существует, но Рут была еще и игроком в сквош, она любила игры. Задача внедрения матраса в рассказ показалась ей любопытной. Она уже знала персонажей: Джейн Дэш, свежеиспеченная вдова, и тогдашняя антагонистка миссис Дэш — Элеонора Холт.
— И вот, — сказала Рут слушателям, собравшимся в «Уай» на Девяносто второй улице, — своей первой главой я обязана надувному матрасу.
Публика рассмеялась. Для публики это тоже была новая игра.
У Эдди О'Хары создалось впечатление, что даже такой невежда, как этот рабочий сцены, с нетерпением ждал красно-синего матраса. Кроме того, это подтверждало и международный статус Рут Коул как писателя: первая глава ее романа была опубликована на немецком под названием «Die blaurot Luftmatratze», прежде чем кто-либо из множества читателей Рут мог прочесть ее на английском! Рут сообщила публике:
