— Я хочу посвятить эти чтения моей лучшей подруге Ханне Грант.
Когда-нибудь Ханна узнает об этом пропущенном ею посвящении — кто-нибудь из присутствующих непременно сообщит ей.
Когда Рут начала читать первую главу, можно было, согласно пословице, услышать, как муха пролетит.
Красно-синий надувной матрас
Джейн Дэш уже год как вдовствовала, и тем не менее так называемый поток воспоминаний мог в любой момент унести ее — так же, как и в то утро, когда она проснулась и обнаружила, что лежащий рядом с ней на кровати муж мертв. Она была писательницей. У нее не было ни малейших намерений писать мемуары; автобиографии ее не интересовали, а ее собственная — в особенности. Но ей очень хотелось сохранить воспоминания о прошлом, как это подобает любой вдове.
Самым неприятным воспоминанием из прошлого миссис Дэш была бывшая хиппи Элеонора Холт. Элеонору как магнитом притягивали чужие несчастья, она, казалось, даже воодушевлялась ими. Особый интерес представляли для нее вдовы. Элеонора была для миссис Дэш живым доказательством, что поэтическая справедливость приходит не сразу и на очень нерегулярной основе. Даже Плутарх не смог бы убедить Джейн Дэш, что Элеонора Холт когда-нибудь получит воздаяние по заслугам.
Как называется то, что написал Плутарх? Джейн помнилось что-то вроде: «Почему боги медлят с воздаянием», — но точно она сказать не могла. Как бы то ни было, но, несмотря на разделявшие их века, Плутарх, видимо, имел в виду Элеонору Холт.
Покойный муж миссис Дэш однажды отозвался об Элеоноре как о женщине, которая находится под постоянным прессом самоизменений. (Джейн показалось, что такая оценка слишком позитивна.) Выйдя замуж в первый раз, Элеонора Холт стала одной из тех дам, которые так похваляются счастливым браком, что женщины, когда-либо разводившиеся, всем сердцем их ненавидят. Разойдясь с мужем, Элеонора стала такой сторонницей развода, что каждый, кто когда-либо был счастливо замужем, хотел ее убить.
В шестидесятые годы она, никого этим не удивив, стала социалисткой, в семидесятые — феминисткой. Живя в Нью-Йорке, она полагала, что жизнь в Гемптонах, которые она называла «деревней», годится только для уик-эндов в хорошую погоду; жить в Гемптонах круглогодично или в плохую погоду могут только тупоголовые чурбаны.
Когда она покинула Манхэттен, чтобы круглогодично жить в Гемптонах (и в связи со вторым своим браком), она заявила, что городская жизнь годится только для сексуальных хищников и любителей острых ощущений, и понять таких людей она просто не в состоянии. (Проведя долгие годы в Саутгемптоне, Элеонора продолжала считать южную вилку Лонг-Айленда деревенским районом, потому что так до сих пор и не имела истинного опыта жизни в сельской местности. Она училась в женском колледже в Массачусетсе и, называя полученный ею там жизненный опыт совершенно противоестественным, она не рассматривала его в таких категориях, как «городской» или «сельский».)
Элеонора как-то публично сожгла свой бюстгальтер перед небольшим собранием на стоянке «Гранд юнион», но на протяжении восьмидесятых она была политически активной республиканкой — вероятно, под влиянием своего второго мужа. Пытаясь в течение нескольких лет забеременеть, она наконец-таки добилась своего и родила своего единственного ребенка — с использованием спермы анонимного донора; после этого она стала ярой противницей абортов. Возможно, это произошло под влиянием того, что покойный муж миссис Дэш называл «таинственной спермой».
На протяжении двух десятилетий Элеонора Холт переходила от диеты «разрешено все» до строгого вегетарианства, а потом снова возвращалась к «разрешено все». Перемены в ее питании оказывали обескураживающее воздействие на дарованного спермой ребенка, запуганную девочку, чей день рождения — в то время ей было всего шесть — был испорчен как для виновницы торжества, так и для гостей решением Элеоноры показать домашнюю киносъемку рождения дочери.
Единственный сын Джейн Дэш был одним из травмированных на дне рождения детей. Этот эпизод так обеспокоил миссис Дэш еще и потому, что в присутствии сына она всегда старалась избегать всяческой физиологии. Ее покойный муж нередко разгуливал по дому в чем мать родила, спал голым и все в таком роде, но это не вызывало беспокойства Джейн — по крайней мере, насчет сына. В конечном счете, они ведь оба были мужчинами. Но сама Джейн старалась ни в коем случае не обнажаться. А тут ее сын вернулся с дня рождения девочки Холт, посмотрев явно натуральную съемку деторождения — увидел Элеонору Холт как раскрытую книгу!
Элеонора в течение нескольких лет время от времени снова устраивала просмотры этого акушерского фильма, запечатлевшего рождение ее несчастной дочери, и необязательно в образовательных целях. Скорее это делалось, чтобы подчеркнуть непреходящую важность Элеоноры: этой женщине необходимо было продемонстрировать дочери, как она, мать, страдала, по крайней мере в момент родов.
Что же касается дочери, то она развила в себе качества, совершенно противоположные материнским, а может, родилась с таковыми; может, это случилось оттого, что ей постоянно навязывались родовые муки ее появления в этот мир, может, это было связано с тайными генами «анонимной спермы», но дочь, казалось, вознамерилась ставить мать в тупик.
И эта оппозиционность бедной девочки побуждала Элеонору опробовать другие возможные средства, которые могли бы вывести из равновесия ее дочь, потому что Элеонора Холт себя не винила никогда и ни в чем.
Миссис Дэш на всю жизнь запомнила появление Элеоноры Холт в противопорнографическом пикете. Порномагазин, располагавшийся на окраине Риверхед на Лонг-Айленде, у черта на куличках от Гемптонов, вовсе не был заведением, привлекавшим к своим дверям молодых, ничего не подозревающих или в каком-то ином смысле невинных читателей. Он представлял собой низенькое, с деревянной кровлей сооружение с маленькими окошками и односкатной крышей.
КНИГИ И ЖУРНАЛЫ КАТЕГОРИИ X
Вход только для взрослых!
Элеонора с небольшой группкой свирепого вида матрон только раз и переступили порог этого магазина. Они тут же выскочили из него, возбужденные и раскрасневшиеся. («Слабые становятся жертвой сильных!» — сказала Элеонора местному репортеру.) Владела порнографическим магазином пожилая пара; они давно мечтали убежать от суровых лонг-айлендских зим. В ходе последовавшего за этим скандала они обманом вынудили (по инициативе Элеоноры) группу озабоченных граждан купить это здание. Но озабоченные граждане не только втридорога купили старый сарай, они получили в дополнение к нему… гм-м, инвентарь, как назвала это миссис Дэш.
Как писатель и заинтересованное лицо Джейн Дэш вызвалась оценить стоимость товара. Перед этим она вежливо, но категорически отказалась присоединиться к крестовому походу Элеоноры против порнографии на том основании, что она — писатель; она принципиально против всякой цензуры.
Когда Элеонора продолжала настаивать, говоря, что взывает к Джейн «прежде всего как к женщине, а потом — как к писателю», Джейн и Элеонору, и себя удивила ответом.
