Алан хотел, чтобы роман назывался «Ради детей». (Он говорил, что враждующие героини романа становятся друзьями на манер неудачной супружеской пары, которая сохраняет семью «ради детей».) Но Рут хотела сохранить противопорнографическую коннотацию, которая в названии «Не для детей» была как явной, так и скрытой. Ей было важно, чтобы ее политическое мнение о порнографии было со всей очевидностью отражено в названии, а ее политическое мнение состояло в том, что цензуры она опасалась куда сильнее, чем порнографии, которая ей очень не нравилась.
Что касается защиты детей от порнографии, то это было обязанностью всех и каждого; защита детей от всего, что могло повредить им («Включая, — говорила в нескольких интервью Рут, — и романы Рут Коул»), была делом здравого смысла, а не цензуры.
Вообще-то Рут ненавидела споры с мужчинами. Они напоминали ей о спорах с отцом. Если она позволяла отцу взять верх, он после этого с ребячливым азартом напоминал ей, что был прав. Но если верх явно брала Рут, то Тед либо не признавал этого, либо обижался на нее.
— Ты всегда заказываешь салат рукола, — сказал ей теперь Алан.
— Мне нравится рукола, — сказала ему Рут. — Только он не всегда есть.
Эдди слушал их разговор, и ему казалось, будто эти двое женаты сто лет. Эдди хотел поговорить с Рут о Марион, но был вынужден откладывать этот разговор. Он, извинившись, встал из-за стола (направляясь в туалет, хотя на самом деле ему туда не было нужно), надеясь, что Рут воспользуется этой возможностью, чтобы тоже выйти, и тогда они, по крайней мере, смогут перекинуться несколькими словами, пусть хотя бы и только в коридоре. Но Рут осталась за столом.
— Боже мой, — сказал Алан, когда Эдди вышел, — почему тебя представлял О'Хара?
— Я решила, что он для этого подходит, — солгала Рут.
Карл объяснил, что он с Мелиссой часто просят Эдди О'Хару представлять других писателей.
«Потому что он надежный», — сказал Карл.
«И безотказный», — добавила Мелисса.
Рут улыбнулась, услышав это об Эдди, но Алан возразил:
— Бог ты мой — какая надежность? Он же опоздал! И видок у него был такой, будто его переехало автобусом!
Да, согласились Карл и Мелисса, и его речь была немного затянута, но этого с ним прежде не случалось.
— Но ты-то почему хотела, чтобы он тебя представлял? — спросил Алан у Рут. — Ты мне сказала, что тебе понравилась эта идея.
(На самом деле именно она предложила пригласить Эдди.)
Кто это сказал, что сокровенное и личное никто не может обнажить так, как это делает совершенно чужой человек? (Это написала сама Рут в «Том же самом родильном приюте».)
— Ну… — Рут понимала, что «совершенно чужими людьми» в данном случае были Карл и Мелисса. — Эдди О'Хара был любовником моей матери. Ему тогда было шестнадцать, а моей матери тридцать девять. Я не видела его с четырех лет, но всегда хотела увидеть снова. Как ты можешь себе представить…
Она замолчала.
Никто не сказал ни слова. Рут знала, как будет уязвлен Алан тем, что она не сказала ему об этом раньше, а когда сказала, то в присутствии Карла и Мелиссы.
— Позволь мне спросить, — начал Алан необычным для себя официальным тоном, — зрелая женщина во всех романах О'Хары — уж не твоя ли это мать?
— Ели верить моему отцу, то — нет, — ответила Рут. — Но я думаю, что он по-настоящему был влюблен в мою мать и что его любовь к ней как к зрелой женщине действительно присутствует во всех его романах.
— Понятно, — сказал Алан, уже умыкнувший пальцами немного руколы с тарелки Рут.
Хотя Алан и был джентльменом и утонченным человеком, всю жизнь прожившим в Нью-Йорке, его манеры за столом оставляли желать лучшего. Он клевал со всех тарелок, мог выразить неодобрение вашей едой, проглотив ее, к тому же пища застревала у него между зубов.
Рут бросила на него взгляд, ожидая увидеть красноречивый флажок руколы на одном из его длиннющих резцов. У Алана был длинный нос и подбородок, но в них сквозило какое-то скрытое изящество, с которым контрастировали широкий, плоский лоб и коротко стриженный ежик темно-каштановых волос. В пятьдесят четыре у Алана Олбрайта не было ни малейшего намека на лысину или седину.
Его можно было бы назвать красивым, если бы не длинные зубы, которые придавали его лицу что-то волчье. И хотя Алан был строен и худощав, поесть он любил со смаком. Иногда он и выпить был не прочь с излишним смаком, что с беспокойством отмечала Рут, оценивая его. Она, казалось, теперь всегда оценивает его, и нередко делает это недоброжелательно.
«Нужно в конечном счете переспать с ним и принять какое-то решение», — подумала она.
Когда издатели Рут не платили за ее размещение в Нью-Йорке, она обычно останавливалась у Ханны; у Рут даже ключи были от квартиры Ханны.
Теперь же, когда Ханны не было, Алан наверняка предложит Рут остаться у него или попросится посмотреть ее номер в «Станхопе», где «Рэндом хаус» бронировал для нее места прежде. Алан проявлял немалое терпение, наталкиваясь на ее нежелание переспать с ним; он даже видел за этим нежеланием некий более высокий смысл, убеждая себя, что она относится к его любви с предельной серьезностью, как оно и было на самом деле. Алану и в голову не приходило, что Рут отказывает ему из опасения, что он не понравится ей в постели. Это было связано и с его привычкой клевать с тарелок других людей, и с поспешностью, свойственной ему во время еды.
Это никак не было связано с его прежней репутацией бабника. Он ей откровенно сказал, что та «единственная женщина», какой она, несомненно, для него была, изменила его, и у нее не было оснований не доверять ему. Дело было не в его возрасте — он находился в прекрасной форме, куда лучшей, чем многие моложе его; он не выглядел на пятьдесят четыре, его общество интеллектуально возвышало. Однажды они провели всю ночь без сна — Рут и Ханна давно уже не проводили таких бессонных ночей, — читая друг другу свои любимые отрывки из Грэма Грина.
Одним из первых подарков, полученных Рут от Алана, была биография Грэма Грина, написанная Норманом Шерри. Рут читала ее с наслаждением, не торопясь, получая удовольствие и одновременно боясь узнать о Грине что-то такое, что ей может прийтись не по душе. Она с чувством тревоги читала биографии любимых авторов, она предпочитала не знать про них всякие неприятные вещи. Все, что она прочла у Шерри до сего дня, было написано с уважением, какого, по мнению Рут, и заслуживал Грин. Но Алан выказывал большее нетерпение в связи с ее медленным чтением Нормана Шерри, чем — с сексуальной сдержанностью. (Алан как-то сказал, что Норман Шерри наверняка издаст второй том «Жизни Грэма Грина» прежде, чем Рут прочтет первый.)
Сегодня, когда с ней не было Ханны, Рут поняла, что может воспользоваться Эдди О'Харой как поводом, чтобы не ложиться в постель с Аланом. Прежде чем Эдди вернулся из туалета, Рут сказала:
