Скотт дважды постучал в дверь корта ракеткой, потом осторожно открыл дверь.
— Привет, — сказал он. — Надеюсь, вы тренируетесь не для игры со мной.
— Ну, разве что совсем немножко, — ответила Рут.
Два ящика
Она отдала ему пять первых очков. Рут хотелось увидеть, как он двигается. Двигался он достаточно быстро, но ракеткой замахивался, как теннисист, — он не работал кистью. И у него была только одна подача — сильная, прямо в нее. Обычно подача эта была высокой, и Рут успевала отскочить в сторону и ударить по мячу, после того как тот отскочит от задней стены. А отскок подачи у Скотта был слабый — мяч падал на пол посредине корта. Рут обычно могла ударить по такому мячу корнером. Она вынуждала Скотта бегать от задней стенке к передней или от одного заднего угла к другому.
Рут выиграла первый гейм со счетом 15:8, прежде чем Скотт сообразил, с каким сильным противником имеет дело. Скотт принадлежал к тем игрокам, которые переоценивают свои способности. Если он начинал проигрывать, то объяснял это тем, что расслабился; только после третьего или четвертого гейма начал он понимать, что противник переигрывает его. Рут старалась держать счет ровным в течение двух следующих геймов, потому что ей хотелось заставить Скотта побегать.
Второй гейм она выиграла со счетом 15:6, а третий — 15:9. Скотт Сондерс был в очень хорошей форме, но после третьей игры ему понадобилась бутылка с водой. Рут не пила воды. Бегать приходилось одному Скотту.
Он не успел восстановить дыхание, а потому ошибся на первой подаче в четвертом гейме. Рут почувствовала его разочарование, как чувствуют внезапный резкий запах.
— Не могу поверить, что отец все еще обыгрывает вас, — сказал он, переводя дыхание.
— Ничего-ничего, скоро я его обыграю, — сказала Рут. — Может, в следующий раз.
Четвертый гейм она выиграла со счетом 15:5. Скотт, бросившись за укороченным ударом в передний угол, поскользнулся на лужице собственного пота; он упал на бедро и ударился головой о жестянку.
— Вы в порядке? — спросила его Рут. — Может, хватит?
— Сыграем еще одну, — скороговоркой произнес он.
Рут не понравилось его отношение, и в последнем гейме она побила его 15:1; единственное очко ему досталось, когда она (понимая, что не стоит это делать) попробовала ударить в дальнюю боковую стенку, а попала в жестянку. Она попала в жестянку единственный раз за пять партий. Рут разозлилась на себя за эту попытку, лишний раз подтвердившую ее мнение о низкоэффективных ударах. Если бы она не попала в аут, то наверняка смогла бы выиграть последний гейм со счетом 15:0.
Но Скотту Сондерсу было тяжело пережить и поражение со счетом 15:1. Рут не могла понять — то ли он дуется, то ли корчит какую-то слишком уж кривую гримасу, пытаясь поскорее восстановить дыхание. Они покидали корт, когда в открытую дверь залетела оса, и Скотт неловко замахнулся своей ракеткой. Он промахнулся. Оса, жужжа, носилась по помещению. Ее неровный хаотичный полет был направлен к потолку, где она оказалась бы вне пределов досягаемости, но Рут достала ее в воздухе ударом слева. Некоторые говорят, что это самый трудный удар в сквоше: удар слева с лета с заносом ракетки за голову. Струны ее ракетки рассекли членистое тело осы пополам.
— Хороший удар, — сказал Скотт с таким выражением, будто пытался подавить рвоту.
Рут села на настил рядом с бассейном; она сняла кеды и носки и опустила ноги в прохладную воду. Скотт, казалось, не знал, что ему делать. Он привык раздеваться полностью и мыться под душем вместе с Тедом. Рут нужно было сделать первый шаг.
Она встала и сняла с себя шорты, потом стянула футболку, опасаясь показаться неловкой (ох уж эта обычная, неуместная акробатика), когда она начнет выворачиваться из своего потного спортивного бюстгальтера. Но ей удалось вылезти из эластичного бюстгальтера без каких-либо осложнений. В последнюю очередь она стянула с себя трусики и, не глядя на Скотта, вошла в душевую. Она уже намылилась и стояла под водой, когда и он зашел в душевую и включил воду. Она намылила шампунем голову и теперь, смывая пену, спросила его, не возражает ли он против креветок.
— Нет, я люблю креветок, — сказал он ей.
Глаза у нее были закрыты, — она смывала шампунь, — но она знала, что он теперь наверняка смотрит на ее грудь.
— Хорошо, потому что у нас на ужин креветки, — сказала ему Рут.
Она выключила воду и вышла на настил, а потом нырнула в бассейн с глубокой стороны. Когда она вынырнула, Скотт все еще стоял на настиле и смотрел куда-то мимо нее.
— Там, на дне, случайно не стакан для вина? — спросил он. — У вас тут недавно были гости?
— Это у моего отца недавно были гости, — ответила Рут, перебирая в воде руками.
Член у Скотта Сондерса был больше, чем ей показалось поначалу. Юрист нырнул на дно и поднялся на поверхность со стаканом.
— Должно быть, вечеринка была умеренной буйности, — сказал Скотт.
— Мой отец более чем умеренный человек, — ответила Рут; она плыла на спине; когда это пыталась делать Ханна, у нее соски едва торчали над водой.
— У вас очень красивые груди, — сказал Скотт.
Он держался на плаву рядом с ней. Он набрал воду в стакан и вылил ей на груди.
— У моей матери, видимо, были лучше, — сказала Рут. — Вы знаете что-нибудь про мою мать? — спросила она.
— Ничего — так, какие-то слухи, — признался Скотт.
— Вероятно, они отвечают действительности, — сказала Рут. — Вполне возможно, что вы знаете о ней почти столько же, сколько и я.
Она поплыла к мелкой стороне, он последовал за ней, все еще держа стакан в руке. Если бы не этот дурацкий стакан в его руке, то он бы уже прикоснулся к ней. Рут выбралась из бассейна и завернулась в полотенце. Она несколько секунд смотрела, как методично вытирается Скотт, а потом прошла в дом — с полотенцем на пояснице, с обнаженной грудью.
— Если вы повесите свою одежду в сушилку, то после ужина она уже будет сухой, — сказала она ему. Он последовал за ней внутрь — тоже с полотенцем на пояснице. — Скажите мне, если вам холодно, — сказала она. — Можете надеть что-нибудь из вещей моего отца.
— Мне очень удобно в полотенце, — сказал он.
Рут включила пароварку и, открыв бутылку белого вина, налила один стакан Скотту, другой — себе. Она выглядела очень неплохо с одним полотенцем на талии и голыми грудями.
— Мне тоже удобно в полотенце, — сказала она ему.
Она позволила ему поцеловать ее, и он положил чашечку ладони ей на грудь.
— Я не ждал этого, — сказал он.
«Вот тебе и на!» — подумала Рут. Если она принимала решение относительно кого-то, то ждать, пока мужчина соблазнит ее, было скукой смертной. У нее никого не было четыре, почти пять месяцев, и ждать теперь она не собиралась.
