Пока его мама накрывала на стол, Терри испытывал точно такое же чувство стыда, которое он однажды пережил после урока физкультуры в начальной школе. Тогда Хэйри Нортон спрятал его штаны за писсуаром в туалете (спасибо, Хэйри!). Терри так и не смог найти свои пропавшие серые шорты и в преддверии унижения проделал очень долгий путь до классной комнаты. Перед тридцатью своими сверстниками он предстал полностью одетым, но без штанов.
— Простите, мисс…
Остальное заглушил издевательский хохот восьмилетних детей. Именно такое чувство Терри испытывал сейчас, ожидая, когда его мама подаст карри. Как будто Хэйри Нортон снова спрятал его штаны в туалете.
А самое смешное было то, что его мать очень хорошо готовила.
Когда Терри еще жил дома, большой чай (Мисти назвала бы это обедом) и воскресный обед (Мисти назвала бы это ланчем) всегда состояли из мяса с овощным гарниром и отличного жаркого по воскресеньям.
Шесть дней в неделю, кроме воскресенья, вся семья устраивалась на своих любимых креслах и поглощала еду перед экраном телевизора. Они ели запеченный в тесте бифштекс, «пастушью запеканку» или свиные отбивные с тушеными овощами и смотрели «Вас обслужили?», «Мир во время войны», «Фолти тауэрз» или «Игру поколений».
Но все изменилось, когда Терри ушел из дома. Теперь его родители ели полуфабрикаты: курицу с рисом «Веста», индийскую пищу от «Бердз ай», какое-то пюре для космонавтов — порошок или кубики коричневого цвета, которые достаточно было просто залить кипящей водой или немного поварить.
Когда Терри был маленьким мальчиком, его мама пекла хлеб, и этот хлеб был вкуснее всего на свете. От одного запаха свежеиспеченного каравая или булочек Терри впадал в экстаз. А теперь у его матери больше не было на это времени. Отец во всем винил эмансипацию и «Бердз ай».
Но сегодня она потрудилась на славу, и Терри любил ее за это. Хотя в последнее время аппетита у него не было почти никакого. Все сели за стол, который родители обычно накрывали по воскресеньям и на Рождество. Лучшие тарелки, рядом с ними — бумажные салфетки, сложенные в аккуратные треугольнички, креветочные коктейли. И заранее откупоренная бутылка «Ламбруско».
— Значит, вы работаете по ночам, — обратилась Мисти к отцу Терри. — Прямо как мы!
Отец Терри неуклюже поерзал на своем месте, уставившись на креветку, которая тонула в розовом соусе на конце его чайной ложки.
— Хммм, — наконец сказал он. — Ночная работа. Работаю ночью. Да.
— Ты хочешь сказать, что ты терпеть не можешь работать в ночную смену? — подсказала мама Терри. — Он ненавидит работать в ночную смену, — поведала она Мисти драматическим шепотом.
— А в чем дело? — Терри поковырял ложкой свой креветочный коктейль. Насколько он помнил, его отец всегда работал в ночную смену. Ему даже не приходило в голову, что тот предпочел бы работать днем. — Почему ты не любишь работать по ночам, папа?
Старик фыркнул. Если уж удалось его растормошить, ждите откровений.
— Потому что ты работаешь, когда все спят. И спишь, когда все бодрствуют. А потом ты просыпаешься, когда день уже закончился. И тебе не дают кукурузных хлопьев или поджаренную колбасу на завтрак, тебе дают креветки!
С набитым креветками ртом он улыбнулся жене, чтобы не обидеть ее своими словами и показать, как он благодарен ей за старания. Мисти улыбнулась и закивала так, словно все было просто замечательно.
— Кому салат? — спросила хозяйка.
— Только не мне, — отозвался Терри.
— Мне немного, — попросил отец.
— Он любит этот салат, — заметила мать.
Терри знал, что это не было салатом в полном смысле слова. То, что его родители называли салатом, состояло исключительно из помидоров, огурцов и латука. По особым случаям — таким, как сегодня, — горку украшала пара редисок. Терри знал, что Мисти ожидает увидеть настоящий салат с заправкой — с приправой из уксуса или с оливковым маслом. За первые месяцы работы в «Газете» Терри успел пройти интенсивный курс обучения в области ресторанной еды. Все ответственные за связь с прессой сотрудники всех студий звукозаписи в районе Сохо
[6]
вначале спешили угостить новичка ланчем за счет фирмы. Пока не поняли, что он в любом случае опустит их ниже плинтуса.
Но сегодня Терри узнал о Мисти нечто новое. Заправка для салата не значила для нее ничего по сравнению с желанием показать его маме, что она по достоинству оценила ее старания. И это тронуло сердце юноши. Когда его девушка провозгласила говяжье карри из пакетика просто восхитительным, Терри влюбился в нее еще сильнее. Если такое вообще было возможно. — Ну и как тебе понравился Берлин, Тел? — спросила его мама, вонзая нож для хлеба в кекс от «Блэк форест». Если она и заметила, что сын из вежливости заставлял себя есть, то не подала виду.
— Было здорово.
— Как чудесно путешествовать по всему миру и получать за это деньги! Ты ведь был в Германии?
Она обратилась к мужу, взмахнув рукой, в которой держала нож. Терри заметил, что многие из рассуждений матери заканчивались вопросом к отцу, словно она боялась, что природную молчаливость мужа могут по ошибке принять за признак того, что его игнорируют.
— В те дни там было по-другому, — отозвался он.
— Почему, мистер Уорбойз? — спросила Мисти. Отец печально усмехнулся.
— Потому что в меня все время стреляли какие-нибудь гады!
Мисти восхищенно покачала головой.
— У вас была такая интересная жизнь. — Девушка прикоснулась к руке матери Терри, руке, на которой та носила кольцо невесты, обручальное кольцо и кольцо с камнями, которое получила в подарок на свой прошлый день рождения. — У вас обоих. Депрессия… война… вы были свидетелями того, как вершилась история. — Она взглянула на Терри. — А что наше поколение видело? Что сделало?
Родители Терри в недоумении уставились на Мисти. Мировая война, глобальный экономический кризис — для них все это было в порядке вещей.
— Кусочек кекса? — предложила мама Терри.
Родители переместились на диван вместе с кексом, а Мисти присела на вращающийся табурет у пианино и подняла крышку инструмента.
— Я десять лет брала уроки игры на пианино, — сказала она. — С пяти до пятнадцати. Моя мама очень хотела, чтобы я научилась играть.
Терри с гордостью улыбнулся. Он даже не подозревал, что Мисти умеет играть на пианино. Улыбка исчезла с его лица, когда стало ясно, что ока не умеет. Мисти заиграла самую ужасную версию «собачьего вальса», которую он слышал в своей жизни.
— Десять лет?! — фыркнул отец с неподдельным изумлением, — Держу пари, ты хочешь, чтобы тебе вернули деньги, милочка!
— Я давно не практиковалась, — улыбнулась Мисти.
