Они прошли в неосвещенную спальню, где еще несколько часов назад Леон разговаривал со своим отцом. Там были новоприбывшие. Рюкзаки развязаны, из них вываливалось содержимое, а на полу расстелено несколько спальных мешков. Большинство мешков было занято. Какая-то парочка без стеснения занималась любовью, доски пола скрипели под ними. Руби взяла Леона за руку и потащила из комнаты, хихикая.
— Они не против, — сказал ей Леон.
— Я против.
Руби увела его обратно на кухню. Женщина с ребенком уже ушла. Она посадила Леона на единственный стул в помещении и осмотрелась. Ее взгляд поочередно остановился на половине лимона, бутылке с отбеливающим веществом и кружке со свадебным изображением принцессы Анны и Марка Филлипса. Затем Руби повернулась к Леону. У нее был очень серьезный вид. Профессиональная маска.
Руби сняла с его головы шляпу, помогла ему снять куртку и наконец стянула с него его старую футболку с надписью «Син лиззи».
Леон потянулся к ней, но она покачала головой — нет, это совсем не то, чего она хочет, по крайней мере, не сейчас. Девушка придвинула его стул поближе к раковине. Он посмотрел на свое отражение в треснувшем зеркале.
Он наблюдал за своим отражением все то время, пока Руби мыла его волосы холодной водой с туалетным мылом, выжимала на них сок лимона и посыпала их отбеливающим средством из чашки, и снова поливала холодной водой и остатками лимона.
Леон смотрел, как Руби делала его блондином, и наблюдал за выражением ее лица в треснувшем зеркале, пока она творила это невероятное волшебство.
Впервые в жизни Леону показалось, что он был симпатичным парнем, — хотя он знал, что это было связано не столько с цветом волос, сколько с тем, как нежно ее пальцы массировали его кожу, и как сосредоточенно она осматривала его голову, и каким теплым было ее дыхание.
В эти минуты ему казалось, что он ей действительно не безразличен, и сердце радостно кувыркалось у него в груди.
Позже, когда стих иностранный говор в большой комнате, а парочка любовников сладко похрапывала, Леон и Руби забрались в его спальный мешок. А потом они занялись любовью, так тихо, как могли. Единственными звуками, нарушающими тишину, были их прерывистое дыхание, мягкий скрип досок пола под ними и его исступленный, бессвязный шепот.
— Я люблю тебя, — шептал он, и его глаза наполнились слезами, оттого что это была истинная правда. — Как же я тебя люблю!
Руби еле слышно хихикнула, а затем вздохнула и крепче прижала его к себе. Он был на грани.
Сколько дней он не спал?
Почти три, размышлял Терри, шагая в темноте Ковент-Гарден. Когда наступит утро, будет трое полных суток без сна.
Он вспомнил их все.
Последние две ночи в Берлине. Первую из них он пробегал по задворкам города вместе с Дэгом, а потом наблюдал за тем, как музыканты одолжили инструменты у бородатого джаз-квартета и исполнили неповторимые версии своих лучших хитов; причем Дэг размахивал конечностями в разные стороны, как лунатик, а апогеем концерта стал момент, когда он, изображая Тарзана, раскачался на абажуре и плюхнулся пузом прямо на стол, за которым сидели пожилые любители джаза.
На следующую ночь они заперлись в гостиничном номере Дэга и нюхали кокаин, которым снабдила их Криста, и болтали до тех пор, пока в дверь не начала ломиться горничная — убирать номер, а Терри пора было подтереть нос, собрать чемоданы и поймать такси в аэропорт.
А теперь вот эта ночь, уже угасающая ночь — до рассвета оставалась лишь пара часов. Итого: трое суток без сна, три убийственные ночи подряд, а Терри хорошо было известно, что случалось на третье утро.
На третье утро обычно начинались глюки.
Вам могло привидеться все, что угодно. Однажды, после трех ночей без сна, Терри наткнулся на воробья, танцующего под джайв. После других трех ночей выглянул из окна своей квартирки и увидел потерпевший крушение самолет — гигантский реактивный лайнер с распоротым брюхом, вскрытый, как банка сардин. Абсурдные вещи. Сумасшедшие вещи. Танцующий воробей, разбитый самолет — их не было в реальности, — и Терри пытался внушить себе эту мысль, удержать ее. Но это было ох как непросто.
Через три ночи «спиды» в вашей печени превращались в мескалин — галлюциноген, — и вы видели миражи, которые казались существующими на самом деле. Вы проглатывали ужас и пытались оторвать взгляд, потому что сложно было не поверить собственным глазам. Три ночи без сна — и это казалось реальным.
И когда Терри увидел во мраке приближающиеся огни «Вестерн уорлд», он подумал: «Интересно, какую бредятину я на этот раз увижу?»
За несколько часов с того момента, как он ушел из клуба, клуб обезумел. В нем царил полнейший хаос.
Словно весь психоз, все разочарование и вся жестокость, которые долгое время копились в «Вортексе», «Марки», «Рокси», «Рыжей корове», «Нэшвилле», «Дингволлзе» и «Якоре надежды», нашли свой выход в этой подпольной дыре в Ковент-Гарден.
Терри протиснулся в подвал и увидел Дэгенхэмских Псов. Они были повсюду.
Псы оккупировали танцпол. Врезались друг в друга, подбрасывали над головой банки с пивом и плевали на сцену, отталкивая в сторону всех, кто не принадлежал к их маленькому племени. Сегодня они владели этим местом, и оно им явно нравилось. Терри вспомнил о Леоне и понадеялся, что его друг сейчас далеко отсюда.
Прямо в самом центре свалки светился пиджак «Юнион Джек». Браньяк тусовался вместе с Псами, выделывая свой безумный танец поршня. Он был чем-то вроде талисмана или подушки для битья, и Псы, которые были в два раза шире и выше Браньяка, тузили его, швыряя назад и вперед, как красно-бело-голубой волан.
Браньяк заметил Терри и улыбнулся ему своей одурелой улыбкой так, словно все они были здесь товарищами, но Терри не смог заставить себя улыбнуться в ответ.
У Псов появилась отличная возможность сделать то, что они весь год грозились совершить. Они наконец могли пойти до конца и убить кого-нибудь.
Терри поднялся наверх и направился к туалетам. Сегодня здесь было ни пройти, ни проехать. Никто не уступал дорогу. Какие-то незнакомцы хмурились и огрызались на него. Казалось, в клубе появлялось все больше незнакомых людей, и от этого ему, черт побери, хотелось плакать.
Это все от «спидов», подумал он. Три ночи без сна, и «спиды», и страх увидеть очередной мираж.
Он зашел в мужской туалет. Расколотая белая плитка и треснувшие зеркала бились в дрожи под грохот рэггей. Туалет был битком забит мужчинами и женщинами, мальчиками и девочками, которые принимали наркотики, продавали наркотики или наносили на лицо шлепки макияжа. Никто не использовал это место по его прямому назначению, но, как ни странно, здесь все же воняло экскрементами тысячи и одной ночи.
Терри отыскал длинноволосого типа в очках, который разложил пакетики весом в грамм или полграмма на крышке унитаза. Торговец. Рядом с ним стояла хипповая красотка с застывшей улыбкой. Его сильно звезданутая девушка-наркоманка. Они кивнули друг другу, и Терри выдавил из себя улыбку. Между продающей и покупающей стороной существовал негласный этикет: ты должен выглядеть заинтересованным, пока торговец будет нести лунатическую чушь, которая может прийти ему в его слабоумную голову.
