Дети кинулись на него — пират за плечо трясет, мушкетер в ухо орет, Золушка — валенки стягивает, Седов и ухом не ведет. А один сообразительный мальчик побежал к родителям, сказал, что Деду Морозу плохо. И те вызвали «Скорую помощь».
* * *
Собираюсь идти в клуб играть Снегурочку, навожу марафет. А Сережка:
— Ну, что? Последний раз Снегурочку играем? Дальше-то пойдет Баба-Яга?
* * *
Яков Аким:
— Когда я пью — на меня смотрит Бог.
* * *
— Гантели — это единственное, в чем я педант, — говорил Яша.
* * *
— Что мне надеть — черный плащ или синий с красным? — спрашивает Люся.
— А вы по какому делу собрались? — спрашивает Леня.
— Составлять завещание.
— Тогда лучше ехать в радужных тонах…
* * *
Тишков — художнику Жене Стрелкову, редактору нижегородского журнала «Дирижабль»:
— У тебя, Женя, только тогда состоится судьба, когда ты построишь дирижабль, сядешь на него, полетишь и исчезнешь навсегда. У вас там все в излучине Волги посвящено таким романтическим делам. Стоит памятник Чкалову. Тебе надо быть достойным героя-земляка! Что ты пустые парашюты в выставочном зале развешиваешь? Какое-то колесо с крыльями, брошюрки, эскизы… И это называется «Человек летающий»??? Довольно грезить и десятилетиями выпускать журнал «Дирижабль»!
— А как? Что делать? Посоветуй? — спрашивает Женя.
— Иди к спонсору, — говорит Леня, — скажи, что после испытаний летательный аппарат будет ему возвращен и поставлен на службу туризму. Пообещай, что слетаешь и отдашь обратно. А сам улетишь и не вернешься. Тогда все соберут твои произведения, журналы все твои, сразу пресса появится, смысл и окончательная точка.
* * *
Послали Леню идти хоронить нашу дальнюю родственницу, старенькую бабушку, которую он не знал и никогда не видел.
— Вот как раз и увидишь, — сказали ему.
— Хорошо, — согласился Леня. — Но тогда я Марину тоже отправлю на Урал хоронить совсем незнакомых ей людей — с приветами от меня…
* * *
— У нас по соседству жил фотограф, армянин, — рассказывал Даур, — звали его дядя Гамлет. Армяне любят шекспировские имена. Я лично знаком со старой согбенной Офелией и шапочно — с армянином по имени Макбет, Макбет Ованесович Орбелян, хирург-стоматолог, у него всегда халат немного забрызган кровью. Его отцу, Ованесу, наверно с пьяных глаз померещилось, что Макбет — имя, которое украсит любого невинного младенца…
* * *
— А знаешь, как один мясник другому голову отрубил? — он мне рассказывал. — А что? Поспорили на четвертинку, — буднично говорит Даур, — кто кому сможет отрубить голову с первого раза…
* * *
Позвала Даура на выставку тропических бабочек. Он не пошел. Ему не понравилось, что все бабочки там будут мертвые.
— Можно, конечно, — сказал он, — прийти и с закрытыми глазами пробыть до фуршета… Энтомологи вообще устраивают фуршет?
* * *
Всех незнакомых женщин на улице, продавщиц в ларьке и вообще любых теток, независимо от вида и возраста, он звал просто «доченька». Исключение Даур сделал только для абсолютно реликтовой, дико агрессивной матерщинницы, которая обложила его по полной программе. Ее он назвал «матушка».
* * *
Взяли на майские праздники путевки — круиз по малому Золотому кольцу на теплоходе «Грибоедов». Поселились в каюте. А там во всю стену окно — и все время люди фланируют.
— Как же мы будем сексом заниматься? — я спрашиваю.
— Да мы так сексом занимаемся, — говорит Леня, — что любо-дорого посмотреть!
* * *
Хозяйка хибары, у которой художник Буркин снимал сарайчик в Коктебеле, попросила:
— Володя! Нарисуйте мою дочку Надю, пока она как роза!
— А что, она потом будет — как хризантема? — спросил Буркин.
* * *
Сергей Тюнин увидел в Красном море рыбу-дракончика. Нырнул — а она в песке, только хвостик торчит. Он хвать ее за хвостик — она прыг! Он опять подплывет — хвать за хвостик, она прыг! И в песок зарылась.
— Я с ней так весело играл, — говорит Сережа, — а приехал домой, посмотрел по каталогу, так этот дракончик — страшно ядовитая рыба, мгновенная смерть и никаких противоядий…
* * *
У Дины Рубиной вышел в свет роман «Почерк Леонардо» — в Москве каскад презентаций, телевидение, радио. К назначенному часу приезжаю в кафе «Пирамида» на Пушкинской. Дина уже сидит — в белом плаще, осыпала меня подарками, косметика с минералами Мертвого моря…
А в этой стекляшке такая обстановка продувная и довольно специфическая публика. Я говорю:
— Пошли отсюда, здесь, наверное, бляди собираются.
— А мы-то кто с тобой? — удивилась Динка.
* * *
В кафе она приехала прямо с выступления на «Серебряном дожде». В конце передачи ее попросили осуществить социальную рекламу.
— Как? Я? Не совсем понимаю. А что я должна делать? — она спросила.
— Вы должны сказать, чтобы водители не пили за рулем. Вы, Дина Рубина, их лично просите…
— Ну, включайте.
— Готовы?
— Готова. Здравствуйте, друзья! — произнесла она своим неподражаемым голосом. — Я, Дина Рубина, никогда не пью за рулем!
Все остались очень довольны.
* * *
В прямой эфир ей дозвонилась девушка:
— Ваши книги, — сказала она Дине, — для меня не просто книги…
— А что? — спросила Дина.
— …Часть тела.
* * *
— Зря Дина в финале «…голубки Кордовы» застрелила своего героя, — неодобрительно сказал Леня. — И так на его долю выпало немало неприятностей. И сама из-за этого свалилась с гипертоническим кризом…
* * *
Тишков:
— И вот большевики уехали из Крыма, всех расстреляли, все разграбили и отступили.
— Мой дедушка, — я говорю, — не мог этого ничего сделать.
— Да? А откуда у вас такие старинные венские стулья?
* * *
Поэт Хамид Исмайлов в Москве в 90-е годы отправился на вечер своей поэзии. А перед этим сварил фирменный узбекский плов, целый казан, и нес его, горячий, в рюкзаке, в карманах которого аккуратно лежали ложки и салфетки. Около «Метрополя» его остановил милиционер. Попросил предъявить документы и показать, что он несет.
Хамид подумал — все, сейчас у него отберут плов. Но милиционер взял из рюкзака ложку и сказал:
— Я должен попробовать, что там у вас такое.
