А Юра:
— Не надо, не отдавайте детский столик! Пусть он останется с вами. Как вы милы мне. Я обязательно должен вам сказать. Я негодяй буду, если не скажу — надо пить структурированную воду! По тридцать граммов на килограмм веса — церковную, из родника, фильтрованную — сырую! Три месяца — и никогда не будете болеть! Вы запомнили? Ну, как вы милы мне, дайте я вас обниму!..
Ушел, потом стучит. Я открываю дверь.
— Вы запомнили? Воду! Пить воду!!!
* * *
Наш сосед, видя, как мы бредем по снегу со старым сеттером Лакки:
— А что вы будете делать с Лакки, если он сейчас умрет?
Я — спокойно:
— Похороним на Новодевичьем кладбище.
* * *
Я связала ему носки и теплый жилет.
В них он гулял на улице свою последнюю, семнадцатую, зиму.
А когда пробил час, за ним явились два ангела — ветеринар и шофер.
Их звали Марина и Леня.
* * *
На своем очередном юбилее Яков Аким сказал:
— Я вспоминаю свои юбилеи начиная с десяти лет.
— А я сейчас подумал, — говорит Коваль, — и с ужасом понял, что я себя помню только начиная с сорока.
* * *
— Но не такой-то Коваль был и прекраснодушный, — вспоминает Сергеев Леня. — Знаешь, какой у него любимый анекдот? Он его рассказывал, когда к нам в буфете кто-нибудь хотел подсесть:
«Сидят Петька и Чапаев, пьют. К ним подходит политрук Фурманов:
— Вам третий не нужен?
— Ты будешь пятый, — отвечает Василий Иванович.
— Как так?
— Четверых уже послали!»
* * *
— Вот я не знаю — нормальная она или нет, наша консьержка? — удивляется папа. — Когда я иду мимо нее — она всегда говорит: «Если б вы знали, как я вас люблю. Можно я вас поцелую?» «Ну, валяйте!» — я отвечаю. Она обнимает меня и целует, целует!.. И все газеты с журналами мне отдает, принадлежащие другим людям: «Берите, берите, — бормочет, — вам нужнее!..»
* * *
— Сегодня до того день счастливый! — сказала Люся. — Даже все негодяи и подлецы были очень ко мне расположены.
* * *
Коля Шаров — орнитолог. Я написала о нем колонку в газете «Московская правда» и назвала ее «Птицы в городе». Случилось так, что Николаю пришлось забежать в общественный туалет.
— И представляешь? — он взволнованно говорил. — На гвозде болтается лишь один клок газеты с твоей статьей — про меня. Я просто не знал — на что решиться!..
* * *
Коля — профессиональный орнитолог и любитель-энтомолог. Многие годы он звал меня с собой в Юго-Восточную Азию. Причем в сезон муссонных дождей.
— Потому что в это время, — мечтательно говорил Шаров, — все гады повыползут!
* * *
Собрались в Таиланд: Коля, его жена Галя и я. Мы еще в очереди стоим на получение посадочного талона, а Шаров уже начал съемку — как его Галя будет входить в самолет. Вдруг Галю обгоняет певец Николай Басков — видимо, летит на гастроли в Бангкок, заметил, что идет съемка, и стал заслонять лицо ладонью.
Шаров ему:
— Да на кой вы мне сдались? Проходите быстрей, вы мне мою Галю загораживаете.
* * *
Шаров — еще в самолете нал Бангкоком:
— Ой, пошел уже запах Таиланда ни с чем не сравнимый!..
* * *
— Был бы я олигархом, — говорит Коля, — я б на три дня в Ханой смотался. Там настолько чудесно змей готовят в змеиной деревне — объедение!
* * *
В Лаосе на острове мы ехали по узенькой дорожке на велосипедах, Галя врезалась в киоск с чипсами и кока-колой, чуть не разнесла его вдребезги, еле удержалась, чтобы не свалиться с обрыва в Меконг.
— Эх, жаль, я не знал! — переживал Коля. — А то бы остановился и заснял этот момент!
* * *
— Идемте в другой храм, — звал нас Коля, — там еще лучше фаллосы — настоящие, а не стилизованные!
* * *
Галя считает мои расходы за истекший день:
— …потом мы поприветствовали Будду на 150 бат, потом я тебе 50 давала на пожертвование, потом мы на 100 бат Изумрудному Будде положили копейками…
* * *
Во Франкфурте художники Борис Алимов и Валерий Васильев спросили у Асара Эппеля:
— Слушай, Асар! Эта жена Лени Тишкова — что она хоть за писательница такая?
— Марина Москвина?! — воскликнул Асар. — Это потрясающая писательница!
— Как хорошо, — сказал потом Леня, — что они на Асара напали, а не на кого-нибудь другого. А то он бы им ответил…
* * *
Прозаик Н. — в отчаянии:
— Критики меня не жалуют, ты бы посмотрела на эти лица — пропитые, все прокуренные рожи. В ЦДЛ сидят, пиво пьют и злословят — вот и все критики. Ничего святого у них нет. В старых растянутых свитерах и коричневых брюках!..
* * *
— Ну, кто из вас евреи? — строго спросил Вячеслав Пьецух, приблизившись к нашей дружеской компании в буфете ЦДЛ.
* * *
Прихожу домой за полночь с вечеринки.
— И как на это прореагировал твой обманутый муж? — спрашивает папа.
На что мать моя Люся кричит из своей комнаты:
— Да наши обманутые мужья живут лучше, чем у других — не обманутые!..
* * *
— Прошу тебя, — говорила я Дауру Зантарии, — будь очень строг, читая мой роман, и где что не нравится — бери и переписывай заново!
* * *
— Я должен тебе сказать, Марина, но только без обид. — Даур сделал паузу. — Ты очень много тратишь времени и внимания на совершенно не заслуживающий этого предмет — человечество. Оно не оправдало себя.
* * *
Почему-то Юрию Ковалю никак не давали Государственную премию. Сколько раз выдвигали — и все напрасно. Детская секция Союза писателей не сдавалась и продолжала выдвижение. Знойным июлем собрались мы в конференц-зале и вновь стали восхвалять до небес достойнейшего Юрия Осича.
Сам он сидел во главе стола, будто принимал парад, а его друзья — Роман Сеф, Юрий Кушак, Сережа Иванов, Яков Лазаревич Аким, Юрий Норштейн и другие проходили перед ним, как кремлевский гарнизон.
— Какой великолепный Коваль, — сказала мне Дина Рубина. — Он похож на главаря рэкетиров. Так и кажется, что за окном ждет его серебристый «Мерседес».
— У меня на участке — гадюки, — рассказывал Леонид Сергеев. — Гости боятся ко мне ходить. А соседи кагор держат специально — вдруг с моего участка к ним приползет гадюка и укусит, а кагор — он нейтрализует яд. Однажды я увидел гадюку — взял и в лес отнес. «Вот и правильно, — одобрил Юрка, — а то, если б ты ее убил, все гадюки явились бы: и тебя покусали, и твоих собак!»
