— И во что же она упиралась?
— А это в зависимости от обстоятельств. С малых лет она была
необычайно умна и точно знала, что ей нужно. Это уже потом нам приходилось
соглашаться, что она была права, а поначалу казалось: сплошная блажь. Одно
утешение, Жанна редко качает права и делает это в очень тактичной форме. Тамара
боготворит вашего Мишу.
— Да, я знаю, — сдержанно ответила Елизавета Павловна, —
Тамара Мишу очень любит, но она и Жанну очень хвалила.
— Жанну трудно не похвалить, но из соображений высшей
справедливости считаю своим долитом вас предупредить: она очень упряма и для
женщины бывает чрезмерно тверда. Правда, она еще ребенок и легко поддается
воспитанию, но ухо с ней надо держать востро. Она крепкий орешек.
— Да что вы говорите, — забеспокоилась Елизавета Павловна.
— Именно, — подтвердила я, — Ситуация осложняется тем, что
она однолюбка и вряд ли по доброй воле откажется от вашего Михаила. Это
качество она унаследовала от своей матери, моей старшей сестры. Эта дурочка до
сих пор обожает своего мужа, нарожала ему сумасшедшее количество детей и живет
в нищете, а когда-то была красавицей и могла рассчитывать на выгодную партию.
Жанна бедна как церковная крыса. И все по прихоти своей
матери. Будь ее мать умней и не влюбись в отца Жанны, все могло быть иначе. А
сейчас я не могу смотреть без слез на своих многочисленных племянников и
племянниц.
— О! Что вы говорите! — только вздыхала моя собеседница.
— Да. Мать Жанны и теперь еще красивая женщина, и не будь у
нее этой глупой любви, можно было бы как-то исправить положение. На свете
достаточно мужчин, умеющих заработать на приличную жизнь.
(Здесь я, пожалуй, немного загнула лишнее.) — Он что же,
пьет, этот муж, отец Жанны? — пришла в недоумение Елизавета Павловна.
— Если бы! Он все свободное время посвящает воспитанию
детей, а мог бы брать сверхурочную работу и получать неплохие деньги. Вместо
этого ходит с мальчиками на рыбалку, учит их мастерить табуретки и прочее и
прочее.
— Но ведь это похвально.
— Вы считаете? — удивилась я.
— Что же тут плохого, если отец любит своих детей и отдает
им все свободное время? И вообще, Софья Адамовна, я не поняла, вы что, против?
Я выдержала паузу, подчеркивая чрезвычайную важность того,
что собираюсь сказать, и с достоинством продолжила:
— Елизавета Павловна, если вы имеете в виду брак, то да. Я
против, и простите меня за откровенность, но мы уже люди не чужие.
Она, похоже, расстроилась. Думаю, из чувства противоречия.
— Да почему же вы против? — эмоционально воскликнула она.
— Жанна из бедной семьи и не должна была влюбляться в вашего
Михаила, — произнесла я голосом, полным трагизма. — Хотя здесь-то как раз я
могу ее понять, но нет ведь никакой уверенности, что и другим детям моей сестры
так же повезет. Они начнут ей завидовать, пойдут ссоры… Нет-нет, это нехорошо.
Я не сторонница неравных браков.
— Здесь я с вами согласна, — живо откликнулась мать Михаила,
— в основном это выглядит плохо, но бывают и исключения. Софья Адамовна,
отвечая благодарностью на вашу откровенность, хочу знать: почему вы мне
позвонили?
«Хороший вопрос, — подумала я. — Но так я тебе и
призналась!»
— Жанна сказала, что в ближайшее время состоится ваше
знакомство.
Девочка чиста, наивна и даже не подозревает о сложностях
семейной жизни. Она безумно любит Михаила и, как сегодня мне открылась, уже
заочно любит вас. Мне хотелось бы уберечь ее от возможных травм. Пока дело не
зашло слишком далеко, я подумала, что, может быть, если мы с вами найдем общий
язык, еще не поздно будет расстроить этот брак.
— Что вы говорите! — В голосе собеседницы прозвучало
неподдельное возмущение. — Чтобы я устраивала интриги за спиной своего сына?
Пусть будет так, как уготовлено судьбой.
«Браво! — подумала я. — Я не ошиблась в подруге Тамары. Не
женщина, а кремень».
— Мне очень стыдно за свою неловкость, — вновь запела я. —
Поверьте, я не хотела вас рассердить и уж тем более обидеть, и
руководствовалась самыми лучшими чувствами. Жанна мне как дочь. Я уже жалею,
что решилась на эти переговоры. Вовек себе не прощу, если сделала только хуже.
— Успокойтесь, никому вы хуже не сделали, — смягчившись,
заверила меня Елизавета Павловна, — а поступили вполне честно, прямо выразив
свою позицию по этому вопросу. В любом случае, это не телефонный разговор. В
ближайшее время нам надо встретиться и познакомиться поближе.
— Да, конечно, и я была бы счастлива видеть вас у себя в это
же воскресенье. Очень надеюсь, что этот день вас устроит. Я приготовлю легкий
ужин…
— Спасибо, — прервала меня она. — Надо подумать. Если не
возражаете, я завтра вам позвоню.
Я не возражала и, пожелав ей всего хорошего, тут же
бросилась набирать номер Тамары, но в трубке раздавались короткие гудки. Я
сделала вывод, что Елизавета Павловна меня опередила. Короткие гудки
раздавались очень долго.
Целый час я рысью металась у телефона, пока не сообразила
позвонить мужу Тамары.
— Даня, мне срочно нужна твоя жена, она дома?
— Где-то здесь, дома.
— Тогда извлеки ее мне.
— Сейчас, Мама, — ответил Даня и пошел извлекать, но очень
скоро вернулся и сообщил:
— Она разговаривает по мобильнику.
— Именно поэтому я тебе и звоню. Разговаривает она уже целый
час. Если не хочешь разориться, прекрати, пожалуйста, это безобразие.
— Хорошо, — сказал Даня и пошел прекращать.
Прекращал он довольно долго, еще минут пятнадцать, после
чего Тамара мне позвонила сама.
— Мама, что ты наговорила Лизе? — возмущенно спросила она.
— Лучше скажи, какое у несчастной составилось обо мне
мнение?. — кротко поинтересовалась я.
Тамара предварила ответ тяжелейшим вздохом.
— Ой, Мама, ты бы и не спрашивала. Если обобщить и сильно
смягчить, то в ее глазах ты личность странная.
— А если не обобщать и не смягчать?
— То отпетая мерзавка.
— Великолепно, — сказала я, мысленно потирая руки. — Лучшего
трудно было ждать.
— Да что же тут хорошего? Особенно, если учесть, что ты,
самозванка, представилась тетушкой Жанны. Или ты переменила планы, решив
оставить ее в пожизненных домработницах?
Возмутительно! Как могла она такое обо мне подумать?!
