— Нет, — ответила я, — планы мои прежние: я желаю Жанне
счастья и уже приняла для этого ряд мер.
— Я в курсе. Лиза советовалась, можно ли отправиться в гости
к такой малахольной, как ты. И не нанесет ли это удар по ее безупречной
репутации.
Должна сказать, что ты глупо себя повела.
— Лучше скажи, как ты выкрутилась.
По новому вздоху я поняла, что Тамара сражалась за меня, как
лев, и восстановила мое доброе имя, во всяком случае впечатление Елизаветы
Павловны подверглось значительным коррективам.
— Я выкрутилась, — подтвердила мои ожидания подруга. — Чего
я только не плела, вспомнила даже наше мокрое детство. Короче, она успокоилась,
согласившись, что женщина, пишущая книги, нормальной просто не может быть, а
известная доля «тараканов» не очень портит хорошего человека.
Не могу сказать, что слышать это было приятно, но меня такой
глупостью не пронять. Особенно, когда речь идет о серьезном.
— Как это понимать? — деловито уточнила я. — Придет она в
воскресенье или нет?
— Придет, Мама, придет, — успокоила меня Тамара. — Там же
познакомится и с Жанной. Мы решили, что так даже лучше.
— Ее не удивило, что знакомство с тетушкой состоится раньше,
чем с остальными родственниками?
— Нет, не удивило. Ты не оставила ей сомнений, кто в доме
хозяин, — заключила Тамара.
На следующий день в моей квартире раздался звонок. Елизавета
Павловна приняла приглашение. При этом она обращалась ко мне с вежливостью
доктора психиатрической клиники, разговаривающего с одним из самых трудных
своих Пациентов.
Значит, в ее глазах крыша моя подъезжает… Что ж, в этом есть
своя прелесть. Сколько можно слыть умной? Надоело.
Глава 8
Договорившись с Елизаветой Павловной, я угомонилась и решила
со спокойной совестью отдаться предстоящей субботней вечеринке.
На старости лет Марусе приспичило блистать. Видимо, любовь
Ивана Федоровича осложнила ее жизнь. Ей захотелось светскости. Вечеринки стали
нормой нашей жизни. Первое время я пыталась оказывать сопротивление, но Маруся
восстала.
— Впервые в жизни мне попался достойный мужчина! —
возмутилась она. — Так дай же мне насладиться счастьем.
— И предыдущие твои мужчины были совсем неплохи, — возразила
я и, подумав, добавила:
— Каждый по-своему.
— Вот именно, каждый по-своему — неплох, а все вместе —
ужас. Я прямо вся негодую, как вспомню, сколько моей крови было выпито!
— Если брать Акима, то он предпочитал «Абсолют».
— А мой Ваня предпочитает любовь, — с гордостью заявила она.
— И если я не буду разбавлять любовь вечеринками, он быстро заскучает.
— Чем больше будешь стараться, тем скорее это произойдет, —
пообещала я и тем едва не довела Марусю до слез.
— Пойми же ты, — завопила она. — Это единственный в моей
жизни мужчина, который не только достает мне до плеча, но даже может обхватить
меня за талию, и при этом ему хватает рук.
Вот тут я ничего не могла возразить. Аргумент был сильный.
Выше Маруси я видела только гориллу в зоопарке. То же могу сказать и о ее
знаменитой талии.
Маруся — наша всеобщая гордость, достояние всех друзей и
знакомых. Она героиня многочисленных побасенок и анекдотов. Положа руку на
сердце каждый, кто знает ее, вряд ли согласился бы стереть ее из своей памяти.
Она способна украсить жизнь любого и сильно украшает. В своем эгоизме мы
забываем о ее женском счастье. А ведь ей с темпераментом, помноженным на
размеры тела, живется совсем непросто.
Я смирилась с вечеринками. Они прочно вошли в мою жизнь.
Маруся терпеть не могла спонтанности. Она тщательно расписывала сценарий,
который не соблюдался никогда. В основном, по вине мужчин. Ну не привыкли наши
мужчины пить по сценарию. Нет, до первых двух рюмок они еще как-то держались,
пытаясь соответствовать ее представлению о светском времяпрепровождении, а вот
потом все неизбежно шло кувырком.
И что интересно: никогда не хватало спиртного. Сколько бы
бутылок мы ни заготовили впрок, к концу, а то и к середине вечеринки
обязательно приходилось посылать кого-нибудь в магазин «24 часа».
Дальше — хуже. Некоторые участники вечеринок стали являться
в назначенное время уже изрядно навеселе. Видимо, из опасения, что до нужной
кондиции снова не хватит одной бутылки. Но не спасало даже это. За бутылкой все
равно приходилось бежать. Удивительным образом расход закуски не увеличивался.
В этом — тайна русских вечеринок.
Предвидя вышеперечисленные заморочки, Маруся каждый раз
старалась избежать проблем. Хотя лично я не стала бы относить поход за бутылкой
в разряд проблем русского человека. Но Маруся придерживалась европейской точки
зрения и неутомимо стремилась к порядку. За несколько дней до вечеринки она
разворачивала бурную деятельность. С утра до вечера висела на телефоне,
тщательно изучая аппетиты друзей.
Мужчины, как один, клялись, что одной бутылки на всех хватит
за глаза, если бутылка будет двухлитровой. При этом они всегда имели в виду,
что остальное втихаря принесут с собой. Маруся, пользуясь опытом, накопленным
за буфетной стойкой, делала из выпытанного надлежащие выводы и составляла меню.
В тот день, как обычно, она прибежала раньше всех и прямо с
порога окунула меня в сложную гамму своих чувств к Ивану Федоровичу.
— Тес, — зашипела я, — Жанна еще не ушла. Не стоит посвящать
ее в тайну твоих оргазмов.
— Не стоит, — согласилась Маруся. — А где она?
— На кухне готовит бутерброды, хотя через час у нее
свидание.
— Ну-у, ты изверг, старушка! Что же мы, сами не управимся по
старинке?
— Если хочешь, управляйся. Тогда я отпущу Жанну, но на меня
не рассчитывай.
Ей нестерпимо хотелось поделиться своим личным счастьем во
всех подробностях. Она, рискуя новым платьем, устремилась на кухню. Жанна
охотно приняла помощь, и только мы ее и видели.
— Смотри не загуливайся, завтра у нас встреча с матерью
Михаила! — крикнула я ей вслед.
— Ой, старушка, взвалила ты на себя ношу, — сочувственно
произнесла Маруся и тут же переключилась на достоинства Ивана Федоровича.
За обсуждением его достоинств время пролетело быстро.
— Ну? Будем потихонечку перебираться в гостиную? — окидывая
удовлетворенным взглядом тарелки с закуской, спросила Маруся.
— Будем, но учти, там Санька.
— Ерунда, — усмехнулась она и, подхватив поднос с мясным
ассорти, двинулась к двери. Я с селедкой «под шубой» — за ней. Санька встретил
нас вопросом:
