«Боже, какая наивность! Какая наивность!» — мысленно
восклицала я, ситуация требовала моего вмешательства.
— Ну, дорогая, нельзя так мрачно смотреть на жизнь, —
вкрадчиво начала я. — Что за беда? Изнасиловали? Миллионы женщин претерпевали
это в своей жизни, да что там миллионы, каждая, если она не урод. Поверь мне,
каждая, и не раз. И ничего, и живут себе счастливо, ты же почему-то решила
вешаться.
Жанна была потрясена моим оптимизмом. Она даже перестала
плакать и спросила:
— Ты серьезно?
— Более чем, — заверила я. — Спроси любого — всякий знает,
что творится на белом свете. Я имею в виду семейную жизнь.
— При чем здесь семейная жизнь?
— А вот при чем. Когда бедная, замотанная работой, мужем и
детьми женщина, кое-как прополоскав себя в ванной, добредает-таки до постели с
единственным страстным желанием: уронить голову на подушку и забыться крепким
непродолжительным сном, вот тут-то и начинается.
— Да что начинается? — закричала Жанна. — У меня же совсем
другое!
Я опять погладила ее по голове и назидательно сказала:
— Поверь мне, милая, то же. У тебя то же. Муж хватает ее;
бедняжку, и заставляет предаваться разврату. Муж-то считает, что она выполняет
свой супружеский долг. Однако, если посмотреть на это с точки зрения замученной
семейной жизнью женщины, все это иначе как грубым развратом не назовешь.
Естественно, жена, занимаясь постоянно святыми делами:
стиркой его носков, варкой борща, уборкой сортира и т. д., уже напрочь утратила
всякую ветреность.
Она панически пытается пресечь этот разврат любым путем. Вот
тут-то и начинается!
— Что? — вытирая слезы, спросила Жанна.
— Да насилие! Чуть ли не каждый день мужья насилуют своих
бедных жен прямо в супружеской постели, и ничего. Их за это даже не судят. Жены
потом думают, как бы им отомстить, но это уже днем, на том дело и кончается, ко
всеобщему удовольствию. Лично меня многократно насиловал мой собственный муж. И
поверь, деточка, это еще не предел женских страданий. Есть дуры, которые готовы
подвергать себя насилию добровольно, да при этом еще изображают оргазм, лишь бы
убедить мужа, что он половой гигант. И все эти мучения они терпят только ради
того, чтобы он не пошел на сторону. Будто есть силы, которые могут наших мужей
от этого удержать, особенно вознесенных добрыми женами в степень половых
гигантов. Вот так-то, милая.
Жанна, слушая меня, плакала уже с меньшим энтузиазмом.
Своими речами я отвлекла ее от страданий, но как только я замолчала, она вновь
зарылась в подушку и залилась слезами.
— Меня уже никто никогда не будет насиловать, — с
мучительной тоской воскликнула она.
— Ну, дорогая, тебя не поймешь, — изумилась я. — Тебе и то
плохо, и это нехорошо. И почему тебя никогда не будут насиловать?
— Потому что у меня никогда не будет мужа! Я с ней никак не
могла согласиться.
— Почему это не будет мужа? — спросила я. — Ты же сама мне
сказала, что свадьба через месяц.
— Да, сказала, но это было до того, а теперь Миша не женится
на мне-еее.
После этих слов она зарыдала с особым отчаянием. Она комкала
одеяло, зачем-то запихивала его себе в рот, давилась и всхлипывала, как
ребенок.
Я страдала не меньше. — Ну успокойся, дорогая, — гладя ее по
рукам, плечам и голове, сказала я. — Ты права, от мужчин не всегда дождешься
сочувствия, но это и ни к чему. Совсем не обязательно рассказывать твоему
Михаилу всю правду. Мужчинам вообще вредно знать правду, это нездорово
отражается на их оптимизме. Поэтому сразу научись не вываливать все. Надо
сортировать информацию: где-то приврать, что-то утаить, о чем-то промолчать, а
кое-что и не вспоминать вовсе. В этом залог семейного счастья. Рану скроет
прическа, синяки уйдут под одежду. Лицо, слава богу, цело, так зачем же Мише
знать, что с тобой произошло?
— За тем, что он все равно узнает, только подумает гораздо
хуже! — закричала Жанна и замолотила по кровати и руками, и ногами.
У несчастной началась истерика. Я смотрела на нее с
недоумением. Ну испугалась. Это понятно. Ну ударилась головой. Тоже радости
мало. Душит бессильный гнев на подонка. И это объяснять мне не надо. Что же
делать? Выход один: успокоиться, наплевать и забыть. Тем более что завтра такая
важная встреча. Придут Елизавета Павловна, Михаил. А у невесты распухшие от
слез глаза. Ну куда это годится? И к чему весь этот концерт? Я рассердилась.
— Жанна, сейчас же прекрати валять дурака! Приведи себя в
порядок и ложись спать.
— Как я могу спать? — зло закричала она.
— Я дам тебе снотворное. Твой Миша придет в ужас, когда
завтра увидит тебя.
— Он никогда меня не увидит!
Ну это уже было слишком. Я возмутилась.
— Не строй из себя недотрогу! — закричала я. — Если какой-то
придурок поимел тебя в кустах, это еще не повод для трагедии. Надеюсь, он не
оставил там свой автограф, следовательно, Миша может спать спокойно. Ты ему
верна, поскольку все произошло практически без твоего участия, или с пассивным
участием, что одно и то же. Так что хватит!
— Нет, не хватит, — давясь болью, прошептала Жанна. — Миша
думает, что это я, а я теперь уже другая. И все! Оставь меня! Я больше не могу!
И она вновь зарыдала. Мне это начало надоедать.
— Знаешь, хватит! — возмутилась я. — Убиваешься так, словно
случилась настоящая катастрофа. Ты испугалась, это понятно. Неприятно, конечно,
но ты же сама говорила мне, что всякая женщина в глубине души мечтает быть
изнасилованной. Считай, что мечты всех женщин воплотились в тебе одной.
Счастливица.
— С этим не шутят! — крикнула Жанна и запустила в меня
подушкой.
— А что нюни распускать? Возьми себя в руки. Подумаешь,
лишний раз трахнули. Эка невидаль. Главное — не обидели. Вот блузку порвали,
это да, горе.
А я собиралась ее тебе подарить. Впрочем, и это исправимо.
Через месяц станешь женой Михаила, он богатый, купит тебе сто таких блузок.
Тут на нее накатила новая волна истерики. Она принялась
подвывать и кататься по кровати, с остервенением молотя руками и ногами.
— Ничьей женой я теперь не буду, — скулила она. — Никто на
мне теперь не женится. Вся жизнь кувырком из-за какого-то подонка! Гадина!
Сволочь! Убила бы его! Убила бы!
Я ничего не могла понять.
— Ты что же, все-таки собираешься рассказать Михаилу об этом
незначительном эпизоде своей жизни? — поразилась я.
Нехорошие предчувствия охватили меня.
