— Хорошо, — сказала я, — можешь ты сделать для меня доброе
дело?
Евгений решил поторговаться.
— И ты меня простишь? — спросил он. Я вынуждена была
обещать.
— Тогда могу. Все что хочешь.
— Поезжай к Розе и привези мне от нее… — я задумалась, —
привези, в общем, она сама знает что. Она передаст. Понял?
Астров обрадовался.
— И после этого ты меня не выгонишь? — на всякий случай
удостоверился он.
Я поразилась мужской наивности и солгала:
— Конечно, нет.
— Тогда я пчелкой! Одна нога здесь, другая там! — крикнул
он, чмокнул меня в щеку и побежал по ступенькам вниз, хотя лифт стоял на нашем
этаже.
Розу я выбрала из географических соображений. Она жила
дальше всех от меня. Это давало надежду, что гости уйдут раньше, чем вернется
Евгений.
Я с удовлетворением потерла ладони, поправила прическу,
одернула платье и… тут-то взгляд мой упал на коврик, лежащий у двери. Ужас!
Коврик весь был в крови. Да что там коврик! Вся дверь была перепачкана кровью,
как и стена и бетонный пол. Мы с Жанной, делая уборку в доме, начисто забыли о
лестничной площадке. Я со страхом глянула на Старую Деву, которая приближалась
ко мне со своим жутким ведром.
— Вот-вот, — сквозь зубы процедила она и прошествовала мимо.
Оставить все как есть я не могла, как и не могла вернуться
домой за мокрой тряпкой. Весьма странно прозвучало бы мое заявление гостям:
«Вы тут посидите пока, а я пойду помою на лестнице пол».
Посылать за тем же Жанну было бы и вовсе бесчеловечно. Она и так ходит еле
живая.
Оставалось одно: соседка Татьяна, Я нажала на кнопку ее
звонка и ждала, нервно поглядывая на свою дверь. В любой момент из нее могли
высыпать мои гости. А в голову, как назло, не приходило ничего правдоподобного.
Кстати, и Татьяне не мешало бы выдать приличную версию. Как я ей объясню,
откуда здесь взялась кровь?
Наконец дверь распахнулась, и лестничная площадка заполнилась
разухабистыми звуками:
— Виновата-а-а ли я, виновата-а-а ли я, ви-новата-аа ли
я-я-я-я, что люблю-ю-ю! Виновата ли я-я-я, что мой голос дрожа-ал, когда пела я
песню ему-уу!
Татьяна скромничала. Голос ее совсем не дрожал, чего нельзя
было сказать о стеклах в окне лестничного пролета. Они задребезжали от столь
проникновенного исполнения. Тем более что соседка не только пела, она еще и
притопывала, содрогаясь своим грузным телом в каком-то немыслимом танце.
Увидев меня, одиноко стоящую на пороге, она обрадовалась,
распахнула для объятия и вплела в свою песню новый, не предусмотренный
авторами, куплет:
— Коля, это-о-о не баба Мароня-яя! Коля это-о-о не баба
Мароняяя, это наша соседочка Соня-я-я!
Татьяна веселилась так заразительно, что я тоже чуть не запела:
— О дай-те-е-е, дай-те-е-е мне воды, я свой позор сумею
смыть!
Но этого не произошло. Татьяна пропела мне:
— Заходи-и-и-и-и! — и уже в глубь квартиры:
— Налива-аай!
Я зашла с одной лишь целью не дать ей рассмотреть кровавые
пятна на полу и стене. Зашла и тут же, стараясь не сбиваться на пение,
объяснила, что мне нужны тряпка и ведро с водой.
Татьяна, приплясывая все это время, разочарованно махнула
рукой на дверь ванной и уплясала на кухню. Оттуда сразу же раздался звон
стаканов. Потом секунда молчания, смачный хруст и грянула песнь:
«Выплыва-а-а-ют распис-ны-ыые Стеньки Ра-аазина челны-ы-ы!»
Я не стала терять даром времени, схватила ведро, наполнила
его водой и помчалась смывать кровь.
— И за бо-о-орт ее броса-а-а-ет! — неслось мне вслед.
Всей душой я радовалась, что есть на свете жизнерадостные
люди, которым нет дела до чужой жизни. Побольше бы таких соседей.
Вымыв все дочиста, я вернула ведро и, три раза
перекрестившись, одернула платье, поправила прическу и с опаской заглянула в
свою прихожую.
Глава 14
Волновалась я напрасно. Видимо, персона моя в глазах
Елизаветы Павловны была столь незначительна, что ее отсутствие никак не могло
отразиться на всеобщем веселье, которое по-прежнему крутилось, во-первых,
вокруг нее, а уж потом вокруг робота.
— Я потом покажу тебе нашу собаку! — обольщала она моего
Саньку. — У нас есть такая большущая собака, я кормлю ее вкусной сахарной
косточкой!
Жанна смущенно топталась за спинами гостей и дрожала, как
овечий хвост.
Она уже сомневалась, дойдет ли очередь до нее.
— У меня складывается впечатление, что они пришли
знакомиться с моим Санькой, — украдкой шепнула ей я.
— У меня тоже, — дрожащим голоском ответила она.
Однако Санька развеял это впечатление. Он наконец возжелал
поделиться своим восторгом с нами.
— Жанна, смотри, — крикнул он, с разбегу прыгая к ней на
руки. — Робот выше меня!
— И меня тоже, — пропищала та, с ужасом глядя на игрушку.
— Ах, Жанна, — расплылась в доброй улыбке Елизавета Павловна
и строго добавила:
— Миша.
Мгновенно появился второй букет, маленький, но очень
элегантный.
Я с напряжением вперилась глазами в Мишу и отца семейства,
ожидая и от того, и от другого удивительных свершений. Мужчины действительно
очень украсили собой сцену знакомства, чего нельзя было сказать о будущей
свекрови. В то время, когда она сверлила придирчивым взглядом мою сомлевшую
Жанну, они галантно кланялись и наперебой представляли друг друга.
Когда все наконец познакомились, я заметила, что Елизавета
Павловна осталась не вполне довольна будущей невесткой. Точнее, она была совсем
недовольна, хоть и пыталась это скрыть. Она (и это сразу бросалось в глаза)
относилась к тем людям, у которых буквально все должно быть самого высокого
качества. Такие люди даже на вопрос:
— Какое у вас образование? — отвечают:
— Самое высшее!
Зато Жанне Елизавета Павловна понравилась. Взгляд девушки
теплел, когда она смотрела на этого фельдфебеля в юбке.
— Она чудо! — украдкой шепнула мне Жанна, как только
представилась такая возможность.
— В некотором смысле да, — согласилась я, имея в виду совсем
другой аспект сущности Елизаветы Павловны. — Но дама неприятная в крайней
степени.
— Ну что ты! — испугалась Жанна. — Неужели она тебе не
понравилась?
