— Как же я выберусь отсюда? — жалобно поинтересовалась я,
приземлившись с ушибами, но без переломов. На это он мне ответил:
— С твоей ли профессией этого не знать? Я пошевелила своими
пьяными мозгами, но так и не сообразила, как моя профессия может помочь мне в
этой беде. Признаться, к тому времени я не очень помнила, какова она вообще,
моя профессия.
Я вылезла из кустов, просунула в рукав халата и вторую руку,
застегнула его на все пуговицы и, охая от боли, пошла по дороге в том
направлении, откуда приехала на «Мерседесе»…
На этом месте память моя отказывается выдавать дальнейшую
информацию.
Подозреваю, что ночь прошла бурно. С того конца света я все
же как-то добралась домой. В пять часов утра. Лишь тогда вновь включилась моя
память. Чертов ром! Я заглотнула, думаю, четверть литровой бутылки, и вот
результат.
Когда я, еще не совсем трезвая, с подбитым глазом, без
фартука, босиком и в мятом, грязном халате показалась на пороге своей квартиры,
Евгений испуганно отшатнулся и сказал:
— Да-аааа.
— Что — «да»? — возмутилась я. — Лучше помоги мне снять этот
халат и наполни ванну. Я хочу помыться.
— Еще бы, — ужаснулся Евгений. — От тебя так разит мужским
одеколоном.
— Каким одеколоном? — простонала я.
— Тем, который воняет конским потом и который ты терпеть не
можешь. Фу, как разит! Даже перегар перебивает.
Я разгневалась и закричала:
— Долго ты будешь надо мной издеваться? Сейчас же помоги мне
снять халат. Видишь, рука совсем не поворачивается.
Лучше бы я его об этом не просила. Когда он снял с меня
халат, выяснилось, что на мне нет не только фартука и тапочек, но и трусов.
— Да-аа, — задумчиво глядя на меня, сказал Евгений. — Вижу,
там тебе еще больше, чем мне, не повезло.
— Где «там»? — изумилась я, стыдливо прикрываясь руками. —
Ты о чем?
— О том, с какими словами ты выбежала из дома.
«Напрасно он рассчитывает на мою память», — подумала я и
спросила:
— С какими?
— Я спросил: «Куда ты?», а ты ответила: «В кусты». И
хлопнула дверью.
Вот я теперь и говорю, не повезло тебе там. Еще больше не
повезло, чем нам с Иваном и Серегой.
Мне стало обидно.
— Нашел с кем сравнивать! — крикнула я и побежала в ванную.
Евгений упрямо пошел за мной. Разве мог он надеяться, что в
ближайшее время ему представится такой удачный момент.
— Сравнивать действительно кощунственно, — с издевкой сказал
он. — Хотя чем ты отличаешься от нас? Кстати, почему от тебя пахнет одеколоном?
"А черт его знает, — подумала я, становясь под душ и
задергивая штору.
— Видимо, когда этот идиот тащил меня, я пропиталась его
конским запахом".
— Впрочем, я не о том, — не дождавшись ответа, продолжил
Евгений. — Если твой покорный слуга три недели страдал из-за расстегнутой
ширинки, то как быть с тобой? Ты же явилась вообще без трусов.
— Ну и что? Ничего плохого в этом нет. Я тебе потом все
расскажу, и ты сам увидишь, что я права.
Евгений рассмеялся нервным смехом.
— Меня едва не убили на месте за две царапины на щеке, а я
должен ждать, пока ты искупаешься, а потом соизволишь объяснить, откуда фингал.
Я вылезла из-за шторки, умоляюще посмотрела на него и
попросила:
— Женя, не галди.
Ох, зачем я это сделала. Только окончательно вывела его из
себя.
— Что значит «не галди»?! — завопил он. — Почему «не
галди»?! Я что, не человек, что ли? У меня что, нервы железные? Всю ночь не
спал! Срывается прямо от плиты, с криком «в кусты!» выбегает из дома, шляется
где-то всю ночь и под утро приходит босиком, с фингалом, но без трусов и в
помятом халате. Да еще разит от нее перегаром и конским одеколоном. И я это
почему-то должен терпеть.
И это все при том, что и вообще она не подарок. Вредная и
непослушная.
Тут уж я смолчать никак не могла, потому что всегда считала
себя венцом творения, особенно вот в такие минуты своей жизни.
— Я вредная? — закричала я.
— Ты вредная, — подтвердил Евгений.
— Вранье!
— Нет, не вранье. Ты вредная, и сладить с тобой невозможно!
— Сладить невозможно? Вранье! Да я самая покладистая в мире.
Проси меня делать то, что я хочу, и сам увидишь, с какой охотой я это исполню.
Ты не умеешь найти ко мне подход.
Пока он от возмущения глотал воздух, я успела ополоснуться
под душем и, решив с ванной повременить, накинула махровый халат и отправилась
на кухню.
Евгений двинулся за мной.
— Значит, так, — тоном, не предвещающим ничего хорошего,
начал он, — или ты сейчас же рассказываешь мне, где шлялась всю ночь, или я
ухожу. Ноги моей не будет в твоем доме.
Слезы навернулись на мои глаза.
— Женя, убей меня, не помню. Он бессильно развел руками и
уже с жалостью спросил:
— Что это было?
— Ром, — с полуслова поняла его я и, подумав, добавила:
— Много рома на голодный желудок. Ведь ужин я приготовить не
успела. Покорми меня, а? Пока я не умерла от голода прямо на твоих глазах.
Покорми, а потом разберемся. И не бросай меня. Я очень тебя люблю. И Санька
тоже любит тебя. Очень.
— Только не надо шантажировать ребенком, — уже оттаивая, но
еще строго сказал Евгений.
— Я не шантажирую, а констатирую. Он вздохнул и спросил:
— Яичницу будешь?
— Буду, — кивнула я, положила голову на стол и заснула.
Проснулась я от звонка в дверь. Открыла глаза, осмотрелась.
Это была уже не кухня, а спальня. Мой добрый Евгений сжалился окончательно и
перенес меня на кровать.
Звонок повторился. Более длинный и настойчивый.
— Что же он не открывает? — подумала я, глянула на будильник
и поразилась:
— Пять часов? Чего? Если я не проспала сутки, то вечера.
И тут мне стало скверно. «Санька! Где мой Санька?! О ужас!
Что я за мать?!!»
Я вскочила с кровати и сразу же поняла, что дело труба. В
голове словно граната взорвалась, все тело ломило, щека аж дергалась от боли, а
левая нога или совсем не шла, или шла куда-то не туда, куда правая.
