Вот оно, настоящее удовольствие: мой ум в очередной раз меня не подвел, я все так же исключительна в своем деле, как и раньше.
А убийца еще получит свое. Если не петлю (дворян не вешают), то топор и плаху.
И все-таки, какими именно способами ларо Раэн добился такой откровенности? Может, попросить его поделиться профессиональными секретами? Не откажет же он девушке в просьбе провести мастер-класс по пыточному делу…
Копии протоколов допросов я просматривала с особой тщательностью, делая пометки на чистом пергаменте. Чтение вышло весьма занимательным. Я вообще предпочитаю протоколы художественным романам. Никто не в состоянии придумать то, что происходит на самом деле, слишком уж парадоксальна реальность, в отличие от вымысла, который всегда будет логичен. Сознание — вообще забавная штука, оно в состоянии выдать только то, что считает возможным. Мироздание же делает все, что хочет и с кем хочет.
Вот и сейчас. Я ведь сперва была уверена в его невиновности. Уж слишком много на первый взгляд случайного, но под пытками врать не будешь, тем более если ты кахэ и из-за твоих вопросов пострадает всего лишь человек, которого ты в грош не ставишь, а южане именно так относятся к смертным.
Итак, у меня имеются доказательства, неоспоримые по сути и недопустимые по форме… Демоны побери категорию допустимости в праве — она вечно как палка в колесе. Суд не примет недопустимых доказательств, соответственно опираться на них мне нельзя. Выходит, что у меня есть уверенность, подкрепленная фактами, и… все. Полный и откровенный провал, которому, возможно, суждено стать жирной точкой в конце моей карьеры дознавателя.
Если…
Если только я не получу признательных показаний. Именно. Мне нужно чистосердечное признание или запись слов подозреваемого, где он сам, без какого-либо давления, признается в совершенном преступлении. И тогда обвинительный приговор вынесут быстрее, чем я успею осознать, что дело закончено.
Губы сами собой растянулись в плотоядной усмешке. Провокации. Что великолепно прошло с ларо Риэнхарном — кахэ, умным и опытным, — с человеком, моим ровесником, тоже наверняка удастся. Правда, никто не поручится, что мне не свернут шею раньше, чем я осуществлю свои намерения, но ведь я тоже далеко не проста, не так ли? И в моем дипломе не зря второй специальностью прописана боевая магия.
Дивно. Остается только добиться разрешения суда на проведение следственных действий. Если вломиться к почтенному ларо с запоминающим кристаллом без соответствующей бумажки — это опять-таки закончится ничем. Проклятая допустимость. И всем будет глубоко безразлично, что там почтенный ларо наговорил мне в приступе откровенности. Так что поднимаем бренные мощи из кресла и идем на поклон к судье за постановлением. Благо в суде меня уважают и даже временами ценят. Надеюсь, достаточно ценят, чтобы не посвятить в мои планы еще кого-нибудь за соответствующую сумму. Бред, что судьи не берут взяток, просто нужно знать, сколько и как давать…
— Где кахэ?! — Ярость его просто захлестывала.
Присутствующие молчали, прятали глаза.
— Я, кажется, задал вопрос.
— Он исчез, — выдавил кто-то из себя голосом настолько тихим, что невозможно было понять, кто именно.
Почему-то первой пришедшей на ум мыслью было: «Тьен, гадина!», но до южного союзника дознаватель добраться не могла. Просто потому, что не могла. Не на улице же они столкнулись, в конце-то концов! Арэйн далеко не идиот и не попадет в руки страже. Может быть, его Дом соизволил отказать в поддержке и призвал нелюдя обратно? И просто решили не сообщать человеческому союзнику о небольшом изменении планов? Проклятые кахэ способны на такую выходку… Жалкий народ. Но чувствовать себя грязью под ногами было неприятно.
— Найти его. Любым способом, хоть из-под земли достаньте, ясно? Или узнайте, куда он уехал.
Хорошо продуманный план шел к демонам. И это еще мягко сказано. Ну что ж, по крайней мере, перед тем как покинуть своего союзника, ларо Арэйн сообщил все необходимое, и теперь справиться можно и без него. В конце концов, можно самому послать гонца в Дом Торесс для уточнения деталей. Да, так будет лучше всего.
Судья Квисл был пожилым мужчиной с окладистой бородой, при виде которой зеленели от зависти даже гномы, внушительным брюшком, говорившим о жизни в спокойствии и достатке, и теплой, чуть хитроватой улыбкой. Этакий добродушный старик, Снежный Дед, приносящий послушным детям подарки, а непослушным — повестки… По крайней мере, таким было первое впечатление от встречи с ларо судьей. На этом все и погорали. Более обманчивой внешности, чем у судьи Квисла, представить себе было сложно. Его не любили. Его очень не любили, если не сказать ненавидели. Он не знал жалости и снисхождения ни к кому, назначая наказания согласно букве закона, не оглядываясь на житейскую справедливость. Взятки… Не знаю, может быть, он и брал их, чужая душа — потемки, но за руку его не поймали ни разу, а если учесть, как у нас любят ловить драгоценных коллег на горячем, то это говорит о многом.
Предпочитала работать я именно с ним. По крайней мере, судья Квисл не вставал в тупик от моей логики и методов работы. И его называли в городском суде не иначе как «старый змей». А две змеи друг друга всегда поймут.
Обычно, чтобы иметь счастье лицезреть слугу правосудия лично, приходится просидеть в коридоре не менее получаса, и даже ларо Квисл не изменял этой очаровательной привычке судейского сообщества. Но для меня всегда делались небольшие исключения в виде незамедлительного приема. Стоит ли говорить, что менее удачливые дознаватели скрипели зубами мне вслед?
— Итак, ее змейство Тьен явилась к старику, — вместо приветствия произнес судья. — И что же это значит, моя дорогая ларэ?
Голос у ларо Квисла тоже был обманчиво мягкий. А сейчас вдвойне мягкий, значит, хорошего ждать не приходится.
— Дела служебные, ваша честь, — коротко поклонилась я, решив неукоснительно следовать требованиям этикета. — Как и всегда.
Пожилой мужчина посмотрел на меня со странным выражением, как будто что-то оценивая. Еще бы знать что…
— Ваше служебное рвение когда-нибудь плачевно отразится на состоянии вашего здоровья, моя дорогая. Вы совершенно себя не жалеете.
Я похолодела. Вот кто-кто, а ларо судья не станет сокрушаться попусту. Значит, он уже в курсе, что от моих служебных дел многозначительно попахивает паленым.
— Как можно жалеть себя, когда печешься о благе государства? — улыбнулась я открыто и простодушно, как святая с храмовой фрески.
— Вот даже не начинайте, Риннэлис, — хмыкнул мой собеседник. — Я же не королевская комиссия и не требую от вас доказательств верности государству и его величеству.
После такой реплики я напряглась еще больше и, памятуя о выходке ларэ Эстелы, стала незаметно оглядывать кабинет на предмет наличия записывающих устройств.
— О личных подробностях нашей беседы никто не узнает, моя дорогая, можете не волноваться, — заверил меня старик.
