Не успели мы с ним ничего предпринять, как Найлз Уайтхед вырвался из рук мистера Лафайета. Он подскочил к Уорми и схватил за грудки.
— Убери свои вонючие лапы, сиротка! — заорал Уорми. — Ты не знаешь, с кем имеешь дело.
— Ошибаешься, парень, — спокойно ответил Найлз. Именно его спокойствие пугало вдвойне. — Я прекрасно знаю, с кем имею дело. А вот ты понятия не имеешь, кто я.
— Сейчас начищу тебе задницу, вот и познакомлюсь получше, вонючка!
— Если ты еще пальцем тронешь мою сестру, я перережу тебе глотку, придурок. — Найлз говорил спокойно, без капли волнения. — А если ты тронешь меня, я узнаю, где ты живешь, и во сне перережу глотку твоим маме с папой. Поэтому хорошо подумай, прежде чем приближаться ко мне и к другим приютским.
— Давай на этом закончим, Найлз. Ступай к своим, — вмешался я.
— Я мог бы порвать его на глазах у дружков, — спокойно сказал Найлз, как о чем-то само собой разумеющемся.
— Ты молодец, Найлз. Но сейчас лучше остановиться. Прошу тебя! Уорми, у нас начался новый учебный год. Отведи свою банду недоумков в школу.
Тут я с удивлением заметил на парковке Чэда Ратлиджа и Молли Хьюджер — они наблюдали за происходящим, сидя на капоте автомобиля Чэда.
Уорми жаждал отмщения, хуком справа он не только повалил бы меня на землю, но, наверное, лишил бы сознания, если бы удар достиг цели. Однако за лето я изменился. Я вырос на три дюйма, каждый день поднимал тяжести в спортзале Цитадели, таскал Айка по лестнице стадиона и исправно нажимал на педали, развозя по утрам газеты. Отец отметил мое стремительное возмужание ритуалом на Бэттери-стрит, в том самом месте, где Эшли сливается с Купером, бурно и нераздельно, как присуще водной стихии. После того разговора с отцом я внутренне преобразился, словно меня приняли в священный рыцарский орден. Я был уже не тот мальчик, которого Уорми колотил в прошлом году. И я знал это, а Уорми Ледбеттер — нет. Он прибегнул к своему фирменному удару, тому самому, который неизменно повергал меня наземь в течение трех предыдущих лет. Использование одного и того же приема — не лучшая тактика. Я отступил назад, отразил удар левой рукой, а потом нанес ему в лицо удар, словно сам Господь направлял меня. Из носа Уорми хлынула кровь, и он повалился под радостные крики чернокожих школьников.
В отдалении показались учителя, и я поднял руку в попытке установить тишину.
— Леди и джентльмены, добро пожаловать в «Пенинсулу», — провозгласил я.
В этот момент прозвенел звонок, спасительный звонок. И если одно испытание закончилось в этот день, то гораздо больше испытаний началось. Гораздо больше.
То, что я сын директора школы, не всегда облегчало мне жизнь в «Пенинсуле». Мое желание оставаться незаметным было неосуществимо: то и дело кто-нибудь из учеников узнавал во мне сына требовательного и строгого директора. А в тот день вся школа пришла в возбуждение, когда во время урока французского языка моя мать начала по громкоговорителю вызывать учеников к себе в кабинет на беседу. Никого не удивило, что первым она назвала Уилсона Ледбеттера. Последовала длинная пауза, после чего громкоговоритель снова захрипел, ожил и произнес имена Тревора и Шебы По. Через пять минут мать затребовала Бетти Робертс, Старлу Уайтхед и Найлза Уайтхеда. За ними последовал Айк Джефферсон. И наконец, в заключение мать ледяным тоном вызвала меня.
В приемной директора обстановка была как на похоронах. Участники событий в подворотне выстроились, ожидая конца расправы. Я обратился к Джулии Траммелл, секретарю матери:
— Привет, миссис Траммелл. Как прошло лето?
— Не прошло, а пролетело, мой котеночек. Я успела о нем забыть, как только вышла на работу.
— Будьте добры, сообщите ее королевскому высочеству, что наследный принц явился по ее повелению.
— Блин, выражается как деревенский дурачок, — фыркнул Уорми, прижимая к носу испачканный кровью платок. — Никто не разговаривает как Жаба. Все люди как люди.
— Уорми, что осталось от твоего носа, позволь полюбопытствовать? — спросил я.
— Твоя старуха только что выперла меня из школы. До конца года.
В приемную ворвался тренер Джефферсон, его черные глаза метали молнии. Он подлетел к сыну и навис над ним. Айк низко опустил голову и не смотрел отцу в глаза, налитые гневом.
— Не прошло и часа, как ты учишься в новой школе, а тебя уже вызывают к директору! — прорычал тренер Джефферсон. — Помнишь наши летние разговоры про дисциплину, про то, что надо держать себя в руках?
— Он ничего не сделал, тренер, — вступилась Шеба.
— Если бы не ваш сын, то случилось бы столкновение на расовой почве, — подтвердил Тревор.
— Это так, Лео? — спросил тренер Джефферсон, повернувшись ко мне.
— Айк спас ситуацию. Он герой дня.
— Айк удержал чернокожих ребят, не дал им напасть на этих говнюков, — добавил Найлз.
— Я слышала, что Айк является главарем у чернокожих ребят, — выйдя из кабинета, сказала моя мать.
— Не главарем, мать, а вожаком, — ответил я. — Если бы не Айк, вся подворотня была бы залита кровью.
— В школе обращайся ко мне «доктор Кинг», — сказала мать, чем очень разозлила меня. — Ступай в кабинет, я объявлю, какое тебе полагается наказание.
— Доктор Кинг, — обратился я, — мне хотелось бы, чтобы вы расспросили меня о драке в присутствии ребят.
— Они уже получили по заслугам. Теперь твоя очередь.
— Близнецов не за что наказывать. Ребят из приюта тоже. Они держались молодцами. Ничего другого о них сказать нельзя. И Айк был молодцом, мать.
— Называй меня доктор Кинг.
— Наказать нужно только меня и Уорми. А всем остальным выдать по медали. Они остановили межрасовое столкновение.
— Я слышала, что Шеба и Тревор ударили Уорми.
— Это так, но на то была причина.
— Они использовали непечатные выражения.
— Использовали, еще как.
— Две девочки из приюта пытались выцарапать Уилсону глаза. Посмотри, у него все лицо расцарапано.
— Да, Уорми сегодня досталось. Но, мать, — в смысле, доктор Кинг, — мне кажется, даже Уорми не будет отрицать, что он сам напросился.
— Да, мэм, — к моему удивлению, согласился Уорми. — Жаба все правильно говорит.
— По-моему, не стоит исключать Уорми из школы на целый год, — сказал я.
— И давно попечительский совет назначил директором тебя? — оборвала мать.
— Я все видел своими глазами, от начала и до конца. Я думаю, нет смысла выгонять Уорми из школы только за то, что он Уорми.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— То, чему ты учишь меня всю жизнь: человек является продуктом воспитания. Все привычки и черты характера формируются в детстве, дома, под влиянием родителей. Ты много раз повторяла мне, что каким бы человеком я ни стал, я всегда буду зеркалом своих родителей. Если это справедливо для меня, то, наверное, справедливо и для Уорми, и для Айка, и для других. А что делать с такими детьми, как Шеба и Тревор, если рядом с ними нет отца, с которого они брали бы пример? А как быть с Бетти, Старлой и Найлзом? Под какую теорию подпадают они?
