— Не очень. Потому что я заметил нехватку соседей поблизости.
— Короче, либо заходишь, либо нет, потому что больше я трепаться не буду.
Он открыл дверь до упора и вошел внутрь. Вскоре открылось ближайшее окно, ставни отодвинулись, насколько позволяли петли. Потом — второе окно, третье, четвертое.
Видно было, как Линч в коричневых штанах и свободной серой рубахе возится у очага. Интерьер дома казался таким же тщательно вылизанным, каким его видел Мэтью. Он понял, что затеял с крысоловом поединок нервов, и этот вызов войти в дом был ответным выпадом на его первый удар относительно интереса Линча к египетской культуре.
Линч что-то помешивал в сковородке и добавлял специи из банки. Потом, будто не замечая Мэтью, он взял деревянную тарелку и положил туда еды.
Линч сел за стол, поставил тарелку перед собой и начал есть, демонстрируя отличные застольные манеры. Мэтью знал, что ничего не добьется, стоя здесь, но все равно боялся войти в дом крысолова, даже при открытых окнах и дверях. И все же… вызов брошен и должен быть принят.
Медленно и осторожно он пододвинулся сперва к двери, где остановился, оценивая реакцию Линча. Крысолов продолжал есть что-то вроде смеси из сваренных вместе яиц, колбасы и картошки. Потом с удвоенной осторожностью Мэтью вошел в дом, но остановился за порогом на расстоянии вытянутой руки.
Линч продолжал есть, время от времени вытирая рот салфеткой.
— У вас манеры джентльмена, — сказал Мэтью.
— Моя мать меня правильно воспитала, — был ответ. — Я не залезаю в чужие дома и не копаюсь в чужих вещах.
— Я полагаю, у вас есть объяснение для этой книги? И для броши тоже?
— Есть. — Линч выглянул из окна, перед которым стоял стол. — Но почему я должен тебе что-то объяснять? Это мое дело.
— Вполне справедливо. Но с другой стороны, разве вы не понимаете, как это… странно с виду?
— Странно — это одна из тех вещей, что в глазах смотрящего. Так, что ли? — Он положил ложку и нож и чуть повернул стул, чтобы лучше видеть Мэтью. От этого движения Мэтью отпрянул на шаг. Линч осклабился: — Ты меня боишься?
— Да, боюсь.
— А с чего бы тебе меня бояться? Что я сделал тебе, кроме того, что спас твою задницу от тюремных крыс?
— Мне вы ничего не сделали, — признал Мэтью. Он был готов нанести следующий удар. — Я только интересуюсь, что вы такого сделали Вайолет Адамс.
Надо отдать должное Линчу и его железным нервам: он лишь слегка наморщил лоб:
— Кому?
— Вайолет Адамс. Не делайте вид, что не знаете эту девочку и ее семью.
— Знаю. Они там дальше живут, на этой улице. Недавно крыс у них ловил. Так что я сделал этой девице? Задрал платье и потыкал в дырку?
— Нет, ничего столь грубого… и столь очевидного, — ответил Мэтью. — Но у меня есть причины полагать, что вы могли…
Линч внезапно встал, и Мэтью чуть не выпрыгнул из двери.
— Штаны не обоссы, — посоветовал Линч, беря со стола пустую тарелку. — Я возьму себе вторую порцию. Ты уж извини, что я тебе не предлагаю.
Линч подошел к очагу, зачерпнул еды со сковородки и вернулся к столу. Садясь, он еще повернул стул к Мэтью, оказавшись почти лицом к лицу.
— Давай дальше, — сказал он, начиная есть и держа тарелку на коленях. — Так ты говорил?..
— Да… я говорил… У меня есть причины полагать, что вы осквернили Вайолет Адамс не физически.
— А как еще бывает?
— Ментальное насилие, — ответил Мэтью.
Линч перестал жевать. Но только на долю секунды. Потом снова вернулся к еде, разглядывая солнечные зайчики на полу между собой и Мэтью.
Шпага Мэтью была нацелена. Настал миг всадить ее в сердце и увидеть, какого цвета хлынет кровь.
— Я считаю, что вы создали в мозгу ребенка фантазию, будто она виделась с Сатаной в доме Гамильтонов. Я считаю, что без вашего участия не обошлось и в создании фантазий у многих других, в том числе Джеремии Бакнера и Элиаса Гаррика. И это вы подложили кукол под половицу дома Рэйчел Ховарт и заставили Кару Грюнвальд «увидеть» видение, которое привело к их обнаружению.
Линч неспешно продолжал завтракать, будто обличительные слова вообще не прозвучали. Но когда он заговорил, голос у него… как-то изменился, хотя Мэтью не мог бы указать различий, разве что тон стал едва заметно ниже.
— И как же я мог такое сделать?
— Понятия не имею, — ответил Мэтью. — Разве что вы колдун и изучали чернокнижие у ног самого Дьявола.
Линч искренне рассмеялся, отставив тарелку.
— А вот это действительно здорово! Я — колдун! О да! Хочешь, чтобы я послал огненный шар тебе в задницу?
— В этом нет необходимости. Если вы желаете опровергнуть мою теорию, объяснив свой маскарад, то можете начинать.
Улыбка Линча померкла.
— А иначе ты сожжешь меня на костре вместо своей девки? Послушай, мальчик: когда пойдешь к доктору Шилдсу, попроси у него опиума целый бочонок.
— Уверен, что мистера Бидвелла так же, как и меня, одолеет любопытство, — спокойно произнес Мэтью. — Особенно когда я расскажу ему о книге и броши.
— Ты хочешь сказать, что еще не рассказал? — Линч улыбнулся мимолетно и зловеще.
— Нет. Не забудьте, меня видели балаганщики, когда я проходил мимо.
— Балаганщики! — Линч снова захохотал. — Они еще тупее крыс, мальчик! Совершенно не замечают деталей, только на свои глупые рожи в зеркалах и смотрят!
С такой презрительной яростью это было сказано… и вдруг Мэтью понял.
— А, вот в чем дело! Ну конечно. Вы профессиональный актер.
— Я тебе уже говорил, что работал в цирке, — ровным голосом ответил Линч. — С дрессированными крысами. И имел дело с актерами, к собственному прискорбию. Я так скажу: к чертям это лживое вороватое племя! Но посмотри сюда. — Он открыл ящик и вытащил египетскую книгу и бумажник, где лежала сапфировая брошь. Оба эти предмета Линч положил на стол, потом извлек перевязанную веревкой ткань из бумажника и начал ее развязывать проворными пальцами. — Я считаю, что некоторые объяснения я тебе дать должен, раз уж так сложилось.
— Буду очень благодарен.
И очень заинтересован увидеть, что сообщит Линч, подумал Мэтью.
— Дело в том… что я действительно знаю больше, чем показываю. Но акцент я не имитирую. Я родился на лоне Темзы и этим горжусь. — Линч распустил шпагат, раскрыл ткань и взял брошь двумя пальцами. Он поднес ее к свету, разглядывая своими светлыми, внимательными глазами. — Она принадлежала моей матери, упокой Господь ее праведную душу. Да, она стоит немало монет, но я ни за что с ней не расстанусь. Никогда. Единственное, что мне напоминает о матери. — Линч чуть повернул брошь, и свет блеснул с ее золотого края в глаза Мэтью. — Правда красивая вещь? Очень красивая. Как она была. Красивая-красивая.
