Но тут все — terre brutalite. Разве не так?
«Это сумасшествие! — подумал он, обескураженный грубой реальностью. — Полное сумасшествие!» Как он даже мог вообразить себе такое? Заблудиться в этих страшных лесах — это же тысячу раз погибнуть!
Он вернул фонарь миссис Неттльз.
— Спасибо, — сказал он, и она услышала в его голосе признание полного поражения.
— Ага, — сказала она, принимая фонарь. — Зверски трудно.
— Не зверски трудно. Просто невозможно.
— Так вы это, выбросите из головы?
Он провел рукой по лбу:
— А что мне делать, миссис Неттльз? Можете вы мне сказать?
Она покачала головой, глядя на него с печальным сочувствием.
— Очень жаль, но не могу.
— И никто не может, — безнадежно проговорил он. — Никто, кроме меня. Сказано, что нет человека, который был бы, как остров… но у меня такое чувство, что я по меньшей мере — отдельный доминион. Не пройдет и тридцати часов, как Рэйчел поведут на костер. Я знаю, что она невиновна, и ничего не могу сделать, чтобы ее спасти. Поэтому… что я должен делать, кроме как строить дикие планы добраться до Флориды?
— Вам нужно ее забыть, — сказала миссис Неттльз. — Жить своей жизнью, а что умерло, то умерло.
— Это разумный ответ. Но во мне тоже что-то умрет в понедельник утром. То, что верит в правосудие. И когда оно умрет, миссис Неттльз, я не буду стоить ни гроша.
— Вы оправитесь. Все живут, как должны жить.
— Все живут, — повторил он с оттенком горькой насмешки. — Это да. Живут. С искалеченным духом и сломанными идеалами живут. Проходят годы, и забывается, что их изувечило и сломало. Принимают это как дар, когда становятся старше, будто увечье и перелом — королевская милость. А тот самый дух надежды и идеалы юной души считают глупыми, мелкими… и подлежащими увечьям и слому, потому что все живут, как должны жить. — Он посмотрел в глаза женщины: — Скажите мне, в чем смысл этой жизни, если правда не стоит того, чтобы за нее сражаться? Если правосудие — пустая оболочка? Если красоту и грацию сжигают дотла, а зло радуется пламени? Должен я рыдать в тот день и сходить с ума или присоединиться к ликованию и потерять душу? Сидеть у себя в комнате? Или пойти на долгую прогулку — только куда мне идти, чтобы не осязать этот дым? И жить дальше, миссис Неттльз, как все живут?
— Я думаю, — сказала она мрачно, — что выбора у вас нет.
На эти слова, раздавившие его своей железной правдой, у него не было ответа.
Миссис Неттльз вздохнула, опустив голову. Ее огромная тень от лампы качнулась.
— Идите спать, сэр, — сказала она. — Уже ничего больше сделать нельзя.
Он кивнул, взял свой потушенный фонарь и сделал два шага к двери. Остановился.
— Знаете… я на самом деле думал, хотя бы очень недолго, что смог бы это сделать. Смог бы, если бы как следует осмелился.
— Что сделать, сэр?
— Стать борцом за правду, — задумчиво сказал он. — Защитником Рэйчел. И когда Соломон Стайлз мне сказал про тех двух рабов, что сбежали — про брата и сестру — и что они почти добрались до Флориды… я подумал… что это возможно. Но я ведь ошибся? Невозможно, и никогда возможно не было. Ну ладно. Так мне пойти лечь? — У него было чувство, что он мог бы проспать год и проснуться с бородой и потеряв ощущение времени. — Доброй ночи. Или уже… доброе утро.
— Брат и сестра? — переспросила миссис Неттльз с озабоченным лицом. — Вы о тех двух рабах, что сбежали… помнится… в самый первый год?
— Да. Стайлз мне говорил, что это было в первый год.
— Те двое, что почти добрались до Флориды? Мистер Корбетт, это же были почти дети!
— Дети?
— Да, сэр. Оукли Ривз и его сестра Дальчин. Я помню, они сбежали, когда умерла их мать. Она была кухаркой. Мальчику было тринадцать, сэр, а сестре — не больше двенадцати.
— Что? Но… Стайлз мне говорил, что их заковали в кандалы. Я думал, они были взрослые!
— О, их действительно заковали, хотя у парнишки была сломана нога. Их посадили в фургон и увезли. Я знала, что они удрали, но понятия не имела, что они добрались так далеко.
— Дети, — повторил Мэтью. Он моргнул, пораженный откровением. — Боже мой! Если двое детей смогли столько пройти…
Он взял фонарь у нее из руки и снова стал рассматривать карту французского исследователя — на этот раз с молчаливым вниманием, говорящим о многом.
— Им было нечего терять, — сказала миссис Неттльз.
— Мне тоже.
— Им было все равно, жить или умереть.
— Мне хочется, чтобы Рэйчел осталась жить. И я тоже.
— И не сомневаюсь, что им кто-то помогал. Кто-то старший, из рабов, собрал им все, что нужно.
— Да, — согласился Мэтью. — Наверное, так и было.
Он повернулся к ней, глаза его горели яростной решимостью.
— А вы не согласитесь сделать то же для меня, миссис Неттльз?
— Нет, не соглашусь! Я намертво против!
— Ну хорошо. Вы выдадите меня, если я сам соберу необходимые предметы? В частности, спички, кремень, нож, одежду и обувь для меня и для Рэйчел и запас еды. Я бы взял все это в доме.
Миссис Неттльз не ответила. Она нахмурилась, и лягушачье зеленоватое лицо иначе как устрашающим назвать было нельзя.
— Я прошу вас только о том, о чем вы однажды просили меня.
— Бог свидетель, не могу я видеть, как вы пуститесь в такое безумие и загубите свою молодую жизнь. А как же магистрат? Вы его бросите?
— Я благодарю Бога, который ваш свидетель, что магистрат Вудворд на пути к выздоровлению. И я ничем не могу ускорить этот процесс.
— Но если вы его так бросите, вы можете его сломать. Об этом вы подумали?
— Подумал. Это горький выбор — между Рэйчел и магистратом. Но перед этим выбором я стою. Я собираюсь написать ему письмо, в котором все объясню. Мне остается только надеяться, что он прочтет и полностью поймет мои рассуждения. Если нет… то нет. Но я надеюсь — верю, — что магистрат поймет.
— А время? Сейчас глубокая ночь.
— Все надо будет собрать и приготовить за двадцать четыре часа. Я хочу ее оттуда забрать и уйти задолго до рассвета.
— Это безрассудство! — сказала она. — Как вы собираетесь получить у Грина ключ? Он же не откроет вам дверь, не пустит туда и обратно!
— Это еще надо будет обдумать.
— И потом куда? Прямо к воротам?
— Нет, — ответил Мэтью. — Через болото, как шли те рабы.
— Ха! Да если пять миль пройдете, будете везучий, как Ангус Мак-Куди!
— Я понятия не имею, кто это, но полагаю, что какой-то удачливый персонаж, ваш земляк. Если это благословение, я за него благодарен. — Он поставил фонарь на стол и измерил пальцами свободной руки расстояния по карте. — Нужен компас, — решил он. — Без него я дороги не найду. — Ему пришла в голову мысль. — Скорее всего компас был у Пейна. Вряд ли он возразил бы, чтобы я поискал у него в доме. И увы, миссис Неттльз, мне придется освободить эту карту из плена.
