Книга Голос ночной птицы, страница 62. Автор книги Роберт МакКаммон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Голос ночной птицы»

Cтраница 62

— Я тоже, — сказала она. — Но кто бы ни был тот, кто перерезал горло моему мужу и изобразил меня в этом грязном маскараде, гореть за это придется мне.

Спорить с этим утверждением Мэтью не мог. Сожжение казалось действительно весьма близким.

«Ложь на лжи», — говорила миссис Неттльз.

«Что ей нужно — так это защитник, боец за правду».

Как правда здесь негусто представлена, так и бойцы, подумал Мэтью. Он всего лишь клерк, не более того. Не магистрат, не поверенный… и уж точно не боец.

Но в одном он был уверен, одно ему стало ясно после отвратительного переживания свидетельства Бакнера и бурной реакции магистрата. Как только закончатся допросы, Вудворд будет вынужден немедленно вынести решение о предании смерти Рэйчел Ховарт. Через несколько дней она сгорит дотла после прочтения ей этого приговора. А чья рука напишет его?

Собственная рука Мэтью, конечно же. Ему уже приходилось это делать, ничего нового.

Кроме того, что в этот раз ему предстоит унести с собой в могилу загадку кусочков, которые не укладываются в картину, и сойти в нее, мучаясь неразгаданными «почему».

Он закончил чистить перо, положил его вместе с чернильницей в коробку, после чего коробка отправилась в один из выдвижных ящиков стола, которые Уинстон, очевидно, очистил перед тем как везти в тюрьму, потому что стол был абсолютно пуст — свободен для дальнейшего использования.

Затем Мэтью растянулся на соломе — свежей, спасибо мистеру Грину, — закрыл глаза и попытался заснуть.

Только потом до него дошло, что он бессознательно отодвинулся как можно дальше от решетки, отделявшей его от камеры Рэйчел Ховарт, и что в правой руке он сжимает Библию, отгораживаясь ею.

Глава 13

Когда магистрат добрался до лазарета доктора Шилдса — выбеленного мелом дома на улице Гармонии, он шел уже будто в тумане. И это ощущение давящей и слепящей тяжести связано было не только с физическим состоянием; это была еще и душевная тяжесть.

Вудворд только что ушел из дома Лукреции Воган. Миссис Воган была приглашена к двери симпатичной белокурой девушкой лет шестнадцати, которую старшая дама представила как свою дочь Шериз. Возвращая корзину с чайником и чашками, Вудворд поинтересовался, зачем миссис Воган хотела, чтобы красновато-коричневую чашку разбила Рэйчел Ховарт.

— Вы-то, человек городской и утонченный, понимаете, — сказала миссис Воган, — что теперь эта чашка стала куда ценнее, чем раньше.

— Ценнее? — спросил Вудворд. — Каким образом осколки чашки могут быть дороже целой?

— Потому что чашку разбила она, — был ответ, который только сильнее озадачил магистрата. Очевидно, это отразилось у него на лице, потому что миссис Воган пояснила: — Когда ведьму предадут смерти, а Фаунт-Роял снова успокоится, жители города захотят иметь что-то в память о том страшном времени, которое нам пришлось пережить. — Она улыбнулась, и Вудворд мог бы назвать эту улыбку только ледяной. — Конечно, на это уйдет время, но, если правильно подать осколки разбитой чашки, они пойдут дорого, как амулеты, приносящие удачу.

— Простите? — Вудворд чувствовал, что туман обволакивает мозг.

— Я специально выбрала оттенок самый близкий к кровавому, какой только нашла, — сказала миссис Воган, и в ее голосе прозвучала интонация быстро соображающего человека в разговоре с тугодумом. — Кровь ведьмы. Или алые слезы ведьмы. Я еще не решила, так говорить или этак. Это же вопрос воображения, понимаете?

— Я… боюсь, что у меня воображение не так хорошо развито, как у вас, — сказал Вудворд, и густой ком закупорил ему горло.

— Спасибо, что вернули так быстро. В свое время я смогу сказать, что осколки чашки, разбитой ведьмой, передал мне собственными руками магистрат, предавший ее казни. — Тут у миссис Воган появились небольшие морщинки на лбу. — А скажите мне, что станет с соломенными куклами?

— С соломенными куклами? — повторил он.

— Да. Вам же они не нужны будут, когда ведьмы не станет?

— Извините, — сказал тогда Вудворд. — Мне действительно пора.

И вот в таком виде — с туманом в голове, под серым небом — он потянулся к дверному колокольчику доктора Шилдса. Над дверью виднелась вывеска, окрашенная в красный, белый и синий цвета медицины, и она объявляла, что здесь принимает «Бендж. Шилдс, хирург и цирюльник». Вудворд потянул за шнурок и стал ждать. Вскоре дверь отворила крупная широколицая женщина с курчавыми темно-каштановыми волосами. Магистрат представился, спросил, нельзя ли видеть доктора Шилдса, и был проведен в скудно обставленную гостиную, украшением которой служила позолоченная клетка с двумя желтыми канарейками. Женщина, пышная фигура которой была облечена бежевым платьем и фартуком, вполне пригодным к службе в качестве палатки переселенца, вышла в дверь на другой стороне комнаты, оставив Вудворда в обществе птиц.

Однако почти сразу, через минуту ил и две, эта дверь открылась вновь, и появился сам доктор, одетый в белую блузу с закатанными рукавами, винного цвета жилет и угольно-серые бриджи. На носу у него сидели очки с круглыми стеклами, длинные волосы болтались по плечам.

— Магистрат! — воскликнул он, протягивая руку. — Чем обязан такой радости?

— Хорошо бы, если бы радость была моей целью, — ответил магистрат. Голос его, довольно сиплый, готов был совсем пропасть. — Боюсь, что я пришел с жалобами на здоровье.

— Откройте рот, пожалуйста, — попросил Шилдс. — Чуть наклоните голову назад, если не трудно. — Он заглянул внутрь. — Ну и ну, — сказал он, едва успев глянуть. — Горло у вас сильно опухло и воспалено. Подозреваю, что у вас оно болит.

— Да. Очень.

— Не сомневаюсь. Пойдемте со мной, посмотрим получше.

Вудворд последовал за доктором в ту же дверь, через коридор, мимо комнаты, где стояли чашка с водой, кресло и кожаный ремень для правки бритв при выполнении обязанностей цирюльника, мимо второй комнаты, где стояли три узкие кровати. На одной лежала молодая женщина с гипсовой повязкой на правой руке и вялым лицом, покрытым синяками всех цветов и размеров. Ее кормила супом из миски женщина, открывшая Вудворду дверь. Он понял, что это, должно быть, злополучная жена Ноулза, пострадавшая от ярости выбивалки для ковров.

В третьей по коридору комнате дверь была открыта, и Шилдс сказал:

— Присядьте вон туда, — и показал рукой на кресло возле единственного окна.

Магистрат сел. Шилдс распахнул ставни, впуская туманный серый свет.

— С рассветом взмыла моя душа, — сказал доктор, отвернувшись, чтобы приготовить все для осмотра. — Потом она упала вновь на землю и сейчас лежит в луже грязи.

— У меня так же. Неужто никогда не засияет снова полный солнечный день над Новым Светом?

— Это, похоже, вопрос темный.

Вудворд рассмотрел комнату, в которую его привели. Очевидно, она служила кабинетом и врачу, и его аптекарю. По одну сторону располагались видавшие виды стол и кресло, рядом висела на стене книжная полка, и книги на ней казались старыми медицинскими томами, если судить по толщине и мрачности кожаных переплетов. Напротив стоял длинный верстак на высоте примерно в половину роста доктора Шилдса. На верстаке, вдоль которого были вделаны с десяток выдвижных ящичков с ручками из слоновой кости, расположился кошмар пьяного стеклодува в виде таинственных бутылочек, мензурок, банок и тому подобного, а также набор аптекарских весов и каких-то еще приборов. На стене также висели полки, и на них тоже стояли бутылки и банки, во многих темнели какие-то жидкости и зелья.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация