— Миссис Неттльз, — сказал он напряженным голосом, — пожалуйста, поторопите насчет горячей воды. И принесите мне чашку с двумя горстями соли.
— Сию минуту, сэр. — Миссис Неттльз удалилась.
— Спокойнее, спокойнее, — сказал Шилдс, когда магистрат застонал от усилий дышать. — Сейчас мы вам дыхательные пути прочистим.
Он потрепал Вудворда по плечу, пытаясь как-то успокоить.
— Бен? — подошел к кровати Бидвелл. — Он ведь выживет?
— Да, да! — Шилдс увидел, что слезящиеся глаза магистрата обернулись к Бидвеллу. — Состояние серьезное, но это излечимо. О смертельном исходе и думать нечего. — Он глянул на Бидвелла поверх очков. — Однако на довольно долгое время магистрату придется отойти от дел.
— Что значит — «довольно долгое время»? Точно — сколько?
— Не могу сказать. Неделя, может быть. Две недели. — Он пожал плечами. — Это зависит от силы пациента.
— Две недели? — В голосе Бидвелла звучал удивленный ужас. — То есть вы хотите сказать, что он две недели не сможет продолжать суд?
— Да, именно это. И, пожалуйста, чуть тише. Магистрату не на пользу волнение.
— Он не может столько оставаться в постели! Он должен завершить суд, сжечь Рэйчел Ховарт и покончить с этим делом!
— Роберт, это невозможно. Я не уверен, что он сможет сидеть в кресле, не то что вести допрос свидетелей.
Бидвелл нагнулся к самому лицу доктора; щеки его пылали красным.
— Так сделайте так, чтобы он смог!
Вудворд — хотя горло его горело огнем, легкие жаждали воздуха, а кости и жилы болели, как на средневековой пытке колесованием, — не пропустил слов, которые относились к нему, хотя от шума в ушах эти слова доходили как сквозь вату.
— Я способен делать свою работу! — заставил он себя прошептать.
— Если вы повторите что-нибудь подобное, я заподозрю у вас бред, — сурово сказал ему Шилдс. — Вы должны лечь и успокоиться.
Бидвелл схватил доктора за локоть.
— Отойдем на секунду. — Он отвел Шилдса в дальний угол комнаты и встал спиной к магистрату. Голос он понизил, но интонация осталась такая, будто он орет изо всей силы. — Бен, послушайте! Мы не можем позволить себе роскошь, чтобы он лежал две недели в кровати! Даже одну неделю! Вы знаете, что сказал мне Уинстон? Мы потеряли еще три семьи после ночного пожара. Клан Рейнольдсов уехал, и — вы помните — Франклин клялся, что никакая ведьма его с его фермы не выживет? Ну так вот, Мередит уговорила его уехать, и там теперь пусто! Он был последним у нас табаководом! Вы понимаете, что все это значит?
— Понимаю, — ответил Шилдс, — но это не меняет того факта, что магистрат Вудворд опасно болен.
— Мы скребем днищем по камням, и паруса у нас почти опали. Еще две недели — и наш город станет призраком! И кто приедет сюда жить, когда эти сукины сыны в Чарльз-Тауне распустят слух о ведьме?
— Мои чувства на вашей стороне, Роберт, но…
— Дайте ему что-нибудь, — сказал Бидвелл.
— Простите?
— Дайте ему что-нибудь, чтобы поднять на ноги. Что-нибудь достаточно сильное, чтобы он смог завершить суд. Наверняка в вашем волшебном мешке есть зелье, которое может вышибить человека из постели!
— Я врач, а не фокусник.
— Вы меня поняли. Дайте ему средство достаточно сильное, чтобы поднять на ноги.
— У меня нет стимуляторов. Есть только опиум, а это успокаивающее лекарство. Кроме того, в том средстве, что я ему дал, опиум был.
— Вы куда больше можете, — прошипел Бидвелл, приблизив лицо к доктору почти вплотную. — Сколько денег вы хотели бы послать жене?
— Что?
— Послать жене. Белошвейке в Бостоне. Ей же нужны деньги? И ваш счет в таверне Ван-Ганди тоже, как я понимаю, немало весит. Я буду рад списать весь ваш долг и гарантировать, что ваша жажда рома не будет встречать препятствий. Будьте мне другом, Бен, и я буду другом вам.
— Я… я не могу вот так…
— Бен, кто нам этот магистрат? Орудие, и ничего больше! Всего лишь инструмент, привезенный ради конкретной цели, как простой заступ или топор. — Он оглянулся, услыхав открывающуюся дверь, и увидел миссис Неттльз, несущую чашку с солью, а за ней — служанку с кастрюлей воды, от которой шел пар, и белой чистой тряпкой. — Деньги для вашей жены и рома сколько хотите, — шепнул Бидвелл доктору, сверкая бешеными глазами. — И все, что для этого нужно, — залатать наш инструмент так, чтобы он мог работать.
У Шилдса уже был готов ответ, но он его не произнес. Доктор заморгал по-совиному, на виске у него забился пульс, и он проговорил севшим голосом:
— Я… я должен посмотреть пациента.
Бидвелл сошел с дороги.
— Держи кастрюлю ровно, — велел Шилдс служанке.
Воду только что сняли с огня, и она почти обжигала. Шилдс взял чашку и погрузил в воду, потом ложкой размешал соль так, что взвесь стала совершенно непрозрачной. Рука его застыла возле голубой бутылочки. Глаза прищурились, но заметил это только Бидвелл. Потом доктор взял флакон и почти все его содержимое вылил в чашку. Еще раз как следует перемешал смесь и поднес ее ко рту Вудворда.
— Пейте, — велел он.
Вудворд сделал глоток. То, что последовало, когда горячая соленая вода вошла в соприкосновение с воспаленными тканями и созревшими гнойниками, приятным не было. Боль полоснула Вудворда по горлу с такой силой, что в глазах потемнело, заставила задергаться и вскрикнуть задушенным голосом — Бидвелл испугался, как бы жители не проснулись до первых петухов. Служанка отшатнулась от постели, чуть не пролив кастрюлю, и даже стальная миссис Неттльз отступила на шаг, пока вновь не собралась с духом.
Слезы лились по щекам магистрата. Он задрожал и покрасневшими глазами поглядел на доктора Шилдса.
— Простите, — сказал доктор, — но надо сделать еще глоток.
— Не могу, — прошептал Вудворд.
— Соль должна подействовать. Будет больно, но уже не так. Вот возьмите мою руку и держите изо всех сил. Роберт, вы не возьмете его другую руку?
— Я? Почему я?
— Если не трудно, — сказал Шилдс не без некоторой досады, и Бидвелл с большой неохотой взял другую руку магистрата. — Теперь, — обратился доктор к магистрату, — вы должны продержать соленую воду в горле как можно дольше, чтобы дать ей выжечь заражение. Вы готовы?
Вудворд сделал судорожный вдох. Он крепко зажмурился, вновь открыл глаза — мир перед ними расплывался. Зная, что другого пути нет, он кивнул и раскрыл рог.
Шилдс плеснул на побелевший язык Вудворда порцию сдобренного опиумом рассола. Снова, когда соль поразила горло болью, магистрат застонал, но продержал воду в горле столько, сколько было в человеческих силах. Пот выступил блестящими капельками на лысине и на лице.
