Если же говорить чуть серьезней, кажется, в этом случае своя своих познаша и сегодняшний восхищенный интерес масс к Мессингу и спецслужбам — в самом деле одной природы. И он, и они — замечательные пиарщики и мифотворцы, чем, собственно, их способности и исчерпываются. Мессинг здесь поразительно нагляден: он предсказывал будущее — но попал сначала в оккупацию, а потом в облаву. Он усилием воли внушил охраннику тюрьмы — открой, мол, замок, узнику бежать надо, — но не сумел внушить задержавшим его офицерам, что путнику, мол, надо идти. Вероятно, у него с самого начала была задача повредить себе ноги, выпрыгивая из тюремного окна. Он славится феноменальной памятью (и все биографы восторженно это повторяют) — но до конца дней, прожив и проработав в СССР 35 лет, не выучил толком русский язык. Он насквозь видит всех, кто приходит на его сеансы, — но ловится на элементарную разводку агента Абрама Калинского, предлагающего ему бежать в Иран. К нему является провокаторша — сначала предлагает отдаться, потом кричит, что ее насилуют, — и Мессинг даже близко не догадывается о ее коварных замыслах! Видимо, для него прозрачны только чистые, вроде сталинских… Во всех книгах гипнотизер отважно хамит Сталину: «Вы умрете в еврейский праздник… А если не в праздник, евреи сделают этот день праздником». Можно себе представить, в сколь тонкий блин был бы раскатан реальный персонаж, осмелившийся сказать Сталину такое в лицо, — но Мессинг ведь сильнее Сталина!
КГБ, кстати, тоже сильней вождя, потому что больше знает и лучше организован. Вообще, все это как-то очень созвучно версии генерала Черкесова о «чекистском крюке», на котором удержалась страна от падения в бездну, и столь же внутренне противоречиво. Уникальная суперспецслужба, знающая все обо всех, держащая в страхе всю страну, спасшая ее во всех давних и недавних смутах, элементарно лажается на каждом шагу, пропускает теракты. Она не хуже и не лучше, чем остальная страна, но все это время профессионально занималась пиаром своих фантастических способностей. Как и ее любимец Мессинг, чьим покровителем у Володарского сделан лично Берия: «Мы здесь подумаем о вашем будущем». Рыбак рыбака видит издалека.
Разумеется, когда гипнотизер становится любимым героем страны и символом эпохи — это свидетельствует о серьезном кризисе в мозгах. На самом деле почти все трюки Мессинга — очень профессионального артиста, не хуже Копперфилда — давно получили объяснение: кое о чем проговорились ассистентки, кое до чего додумались последователи вроде Юрия Горного. Но есть тут и еще одна важная причина: в самом деле, некоторые крюки и зигзаги отечественной истории можно объяснить только гипнозом. Массовые самоистребления, кукурузомания, культы личностей, миллионные тиражи «Малой Земли», стремительное обрушение империи в три дня… Владимир Путин, посетив 30 октября этого года Бутовский полигон, на котором расстреляны десятки тысяч невинных жертв террора, еле слышно сказал, стоя перед списком жертв:
— Умопомрачение какое-то…
То-то и оно.
Кристианская страна
15 сентября. Родилась Агата Кристи (1891)
Хорош не тот детектив, где читатель вместе с героем ищет очередного Карла или кораллы, а тот, где автор ищет смысл. У нас это явлено на примере Достоевского, автора двух самых популярных русских детективов — «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы»: в «Преступлении» вообще с самого начала понятно, кто убил, но читать все равно интересно — потому что самому автору интересно (и не до конца понятно), почему убивать нельзя. Эта же тенденция заметнее всего на примере трех главных мастеров жанра, работавших в XX столетии. Конан Дойл был увлечен проблемой сверхчеловека — он создал двух демонов, доброго Холмса и злого Мориарти, и решал для себя задачу, почему добро все-таки могущественнее зла; в реальности такого ответа не нашел, почему и обратился к спиритизму. По-видимому, в атеистических координатах эта задача действительно неразрешима. Честертон всю жизнь искал Бога — знал о его существовании точно, но искал непрошибаемые аргументы для других, которым это знание не дано. Наконец, Агата Кристи была, пожалуй, единственным человеком XX века во всей тройке: XX век с удивлением обнаружил, что видимые вещи — не то, чем они кажутся. Кристи всю жизнь доказывала опасность лобовых ходов и прямых версий. «Больше всего, — призналась она однажды, — занимала меня проблема невинных, тогда как весь мировой детектив сосредоточился на виновных». Неочевидность истины — сквозная тема всех 60 романов и полусотни рассказов Кристи. Она сделала все, чтобы читатель перестал верить своим глазам; и это весьма достойная задача, ибо простые решения чаще всего неверны, если только речь не идет о морали. Но в детективе речь идет о зле, а зло редко ходит прямыми путями: ему важно не только решить свою задачу, но и подставить другого. Пуаро, мисс Марпл, Томми и Таппенс только тем и заняты, что выводят из-под удара приличных людей; но для этого автор должен прятать истинных виновников в самых неожиданных местах, и в этом смысле Агату вряд ли когда превзойдут.
Смотрите, номер 1 — традиционная схема каминного детектива: убил кто-то из замкнутого кружка подозреваемых, которые все вот тут с трубками, никто не покидал комнаты, однако полковник вдруг захрипел, зашатался и упал, выпив отравленного вина, причем в спине у него обнаружился нож, а в голове пуля, смазанная колониальным кураре. В этих рамках Кристи достигла сияющих вершин, отработав схему в добром десятке романов, но это были, в общем, забавы Воланда, забредшего в варьете. Предложенные ею конструкции куда многоугольнее.
Номер 2. «Убил садовник». Под этим условным названием в мировой обиход вошла сцена, когда в тесном кружке подозреваемых скрывался некто неучтенный — либо он стрелял из-за угла, посредством гнутого ствола. Таких схем у Кристи множество — скажем, «Карты на стол».
Номер 3. «Убили все». Переворот в жанре — обычно надо выбирать одного из десяти, а тут постарался весь десяток. Прославленное «Убийство в Восточном экспрессе».
Номер 4. Еще неизвестно, убили ли. Все ищут, на кого бы свалить труп, а он живехонек («После похорон»).
Номер 5. Убил убитый, то есть он был в тот момент жив, а покойником притворялся, чтобы на него не подумали. Наиболее любимые самой Кристи «Десять негритят».
Номер 6. Сам себя убил, а на других свалил. «Свидание со смертью» (1945), пьеса, переделанная из романа 1938 года.
Номер 7. Убился силой обстоятельств или вследствие природного явления, а все ищут виноватого. Для Кристи случай редкий — она не любит, когда ситуация размывается, ибо по-британски считает, что у каждой трагедии есть причина и виновник; однако сходная конструкция отрабатывается в «Скрюченном домишке», вызвавшем при публикации самый большой скандал (1949): убивали не те, у кого есть мотив, а непредсказуемая сумасшедшая малолетняя девочка.
Номер 8. Убил тот, кто обвиняет, сплетничает и требует расследования громче всех («Лернейская гидра»).
Номер 9. Убил следователь. «Мышеловка» (маньяк, выдающий себя за полицейского), «Занавес» (убил Пуаро) — роман, написанный за сорок лет до смерти, но приберегаемый для посмертной публикации, чтобы ослепительно закончить карьеру.
