Жучкову пришлось прерваться. В дверь постучали, служительница в форменной оранжевой рясе, в оранжевом платочке, вкатила столик, прикрытый салфеткой того же цвета. Под салфеткой оказались тарелки с закуской, белой рыбой, помидорами, тонко нарезанным сыром, прозрачный графин с золотистым напитком, при нем два высоких хрустальных бокала. Жучков с одобрительной улыбкой смотрел, как монашенка расставляет блюда, наполняет бокалы. Когда та наклонилась, Рита поняла, что ряса из тонкой ткани была у нее надета на голое тело, как ночная рубашка.
— Скажу, когда понадобится еще, — кивнул Жучков.
— Это уж мы знаем, — ответила монашенка понимающей, как будто насмешливой улыбкой. Губы у нее были полные, чувственные. Силиконовые, подумала почему-то Рита. Хотя как теперь отличишь?
— Вы обещали позвать Горина, — вспомнила вовремя.
— Да, приведи его сюда, — согласился Жучков немного рассеянно, они с послушницей продолжали обмениваться взглядами, словно безмолвно вели понятную лишь им беседу.
— Сегодня банный день, — ответила та с той же насмешливой, и право же, немного наглой улыбкой.
— Ну и что, если банный? — возразил добродушно Жучков. — Один раз пропустит… У них тут особое значение придается воде, — пояснил он Рите, когда служительница выкатила столик за дверь. — Смывает плохую энергию, избавляет от беспокойства, очищает душу. Моются вместе мужчины и женщины. Есть такие средневековые рисунки, видели? Невинные, как в раю. Вам как специалисту могут быть интересны здешние методы. Впрочем, вы наверняка и так наслышаны о разных школах, разных общинах. Не мне их оценивать, могут иметь смысл сочетания новых подходов. Но давайте сначала все-таки выпьем с вами за продолжение знакомства. У меня к вам серьезный разговор, мы к нему еще не приступили. Давайте, пока не пришел Левушка.
До чего же неприятно звучало это имя в этих устах. Рита поднесла бокал к губам. Мысли путались. Этот Жучков, эта послушница с чувственными силиконовыми губами, их обмен взглядами. Этот монастырь, этот институт, эта совместная баня… и что здесь делалось с Гориным? Опять не знала, что обо всем этом думать, предположения, догадки не опровергали друг друга. Вкус напитка оказался неожиданным.
— Похоже на виноградное вино, — сказала она. — Вчера мы пили другое.
— Вчера был другой напиток, вы точно почувствовали, — откликнулся Жучков. — Наша новинка, из того же исходного продукта. Вкус винограда изабелла, легкое содержание алкоголя. Но к винограду никакого отношения не имеет, а стоимость производства в перспективе копеечная. О наших перспективах я говорил вчера, сейчас хочу о другом. Вы слышали про движение Ритмэра? Таких сейчас развелось множество, их называют обычно псевдорелигиозными. Православная церковь их всячески разоблачает, поносит. А они себе проповедуют, занимаются, среди прочего, исцелением психических недугов. Близкая вам область. Ну и, как я упоминал, осторожно опробуют здесь для своих целей нашу продукцию. Эта община в монастыре просто обосновалась, удобное место, ни к какому из нынешних исповеданий она отношения не имеет. Церковь хотела бы вернуть монастырь себе, но его надо сначала восстановить, вложить деньги, немалые. Они нашлись у Филиппа, основателя этой Ритмэры, ее идеолога, если хотите, менеджера, сумел оформить пока аренду. Незаурядная личность. Он в прошлую пятницу здесь проповедовал, продавали билеты, как на концерт, на всех мест не хватило. Движение зарегистрировано как общественная организация, у них есть уже детский лагерь на Черном море, оно имеют доступ в больницы, школы, у них есть свои люди даже в Государственной думе, не говоря о здешней мэрии. Так вот, послушайте.
Жучков, дожевывая, поднялся с кресла, подошел к рабочему столу, взял книгу.
— Я сейчас читаю сочинение этого Филиппа, некоторые его мысли на удивление созвучны моим. Между прочим, доктор наук, философских. Он пишет, что на наших глазах, с нашим участием, не всегда осознанным, происходит становление не только новой культуры, новой цивилизации — вырабатывается новый человеческий тип, происходит, если угодно, антропологическая революция. Новые виды занятий, способы производства порождают новые взаимоотношения людей с природой, друг с другом, с космосом. Новая, неизвестная прежде пища — это уже моя тема — не может не влиять на наш телесный состав, на химию органической жизнедеятельности, а значит, на нашу психику. Вот, — открыл заложенную страницу: — «Неприкаянность души, вызванная нарушением базовых основ, распад традиционных ценностей»…
В дверь постучали, уже знакомая послушница ввела, держа за локоть, Горина.
— Проходи, проходи, Левушка, — ласково поощрил Жучков.
Послушница с той же своей понимающей наглой улыбкой уловила его знак: можно оставить, вышла, закрыла за собой дверь.
— Присаживайся вот тут, в свободное кресло. Бери, что хочешь, поесть. Или тебя уже накормили? Только пить не надо. Алкоголя ему нельзя, — пояснил для Риты.
Та смотрела на Горина с испугом. Движения его были замедленные, механические, взгляд ни на кого не обращенный, пустой. Чем-то его накачали? Она все не могла вымолвить ни слова, Жучков один владел разговором, голос его действовал парализующе.
— Мы тут с Маргаритой — я думаю, можно без отчества? — пояснил он — впрочем, не совсем Горину, тот как будто не слушал, глядел в пустоту — обращался опять к Рите, — рассуждаем о новой цивилизации, о проблемах, которые возникают на ее пересечениях с нашей конкретно тематикой, с психотерапией и биологией. А значит, и о возможном сотрудничестве. Вот, — вернулся он к книге, которую продолжал держать в руках, не отходя от стола, — автор пишет: «Человек не имеет собственной сущности, его можно рассматривать как систему энергий»… Нет, лучше дальше, вот это: «Возникают болезни, для которых у медицины пока нет названия. Человек мучается от пустоты, зло вступает в него, заполняя межклеточные промежутки».
— Какая чушь! — неожиданно вступил Горин, глядя по-прежнему в сторону. — Система энергий, межклеточные промежутки. Пустота — вот она действительно разрастается, подменяет все, незаметно. Место искусства занимает имитация. Гениальное становится непонятным, непонятное скучным, скучное невыносимым. Приходится все время подавлять неосознанную тоску, страх. Клетки могут бояться, как человек. Страх пустоты заставляет органы вырабатывать утешительные противоядия, медицина помогает смириться, терпеть. Синдром пустоты, я бы назвал это так. Угасание может казаться успокоением, даже блаженством…
Жучков без слов показал на него Рите: вот, слышите? Горин между тем возбуждался все больше.
— Подавляются центры воображения, вот что сейчас происходит. Оно подменяется произвольными построениями, люди перестают различать настоящее. Из культуры, из жизни вытесняется поэзия…
— Все, хватит, хватит, — движением руки остановил его Жучков. — Ты опять начинаешь волноваться, нельзя так. Какие центры воображения могут подавляться, что это вообще такое? Науке вообще пока неизвестны механизмы этого явления, локализация в мозгу, анатомо-физиологические основы. Специалист может подтвердить, — он показал на Риту. Она не знала, как возразить, в мозгу опять была путаница, чудилось что-то опасное. — Имитация вытесняет культуру? А может, культура меняется? Развитие цивилизации нельзя остановить, хорошо ли это или плохо.
