«Миленькое начало. Идеологически выдержанное. Интересно, что будет дальше?..» – подумал я.
А дальше местная панк-хард-хэви-гранж-арт-рок (рок в смысле музыки) группа забунтерила футбольный марш Блантера на музыку «Интернационала», и из-за форганга появился толстый майор в голубом фраке. Майор выпустил из-под левой фалды почтового гуся, а из-под правой, выдержав паузу, – девку в шмотках а-ля рюсс от Версаче. С задницей величиной с Манежную площадь и коленками формы лифчика восьмого размера.
– Политищенская сатира! – рявкнул майор.
Девка совершила реверанс и прошлась колесом вокруг арены. Майор снял цилиндр, и из него выпрыгнул заяц, смахивающий на волка. Заяц, оседлав девку, издевательски прокричал: «Слава России!», поймал брошенный майором черно-желтый российский триколор с Андреевским крестом на фоне серпа и молота по яйцам и прогнал девку вокруг арены. Народ хохотал и аплодировал.
Девка совершила лошадиное ржанье, поднялась на задние ноги, раскланялась, а заяц, смахивающий на волка, выхватил флаг с профилями укативших Вовы и Йоси и прокричал:
– Под знаменем Ленина, под водительством Сталина! Вперед к победе империализма!
– Заяц, смахивающий на волка, – это, конечно же, метафора заграничной закулисы? – затосковав, спросил я Хаванагилу.
– Точно. Делает с вашей страной что хочет.
Меж тем заяц, смахивающий на волка, дал девице пряник. Та схрумкала, а заяц в это время ожарил ее кнутом. Девица болезненно заржала. А заяц ей опять пряник. А потом – опять кнут. Девица то хрумкала, то болезненно ржала. Народ на Восточной трибуне начал гневаться на зайца, смахивающего на волка. А на Западной, наоборот, суки, аплодировали и хохотали. Намечалась веселая свалка. И тут раздался громовой голос:
– Ну, мировая закулиса, погоди!
И сверху Восточной трибуны на арену выпрыгнул неприметный мужичок и направился к зайцу, смахивающему на волка, с песнею веселой на губе. Он подошел к нему походкой пеликана, достал визитку из жилетного кармана и так сказал, как говорят поэты: «Я вам советую беречь свои портреты». После чего железной рукой схватил зайца, смахивающего на волка, за причинное место. Тот громко охнул и пал мертвым. Восточная трибуна раскололась от аплодисментов, а Западная заметно скурвилась. А шпрехшталмейстер объявил:
– Мы и другим обрежем что можно! И битвою мать-Россия спасена!
– А этот мужичок чья метафора? – спросил я Хаванагилу.
Тот посмотрел на меня как на идиота. Я понял свою чудовищную ошибку и проорал на всякий случай:
– Россия – для русских!
Мужичок, метафора русского, одобрительно кивнул мне, вскочил на девку, метафору России, и, охаживая ее кнутом, прогнал вокруг арены и умчался за кулисы.
Счастливые зрители обнимали друг друга от гордости за то, что мировая закулиса посрамлена. От гордости за свою Россию. От гордости, что теперь ее кнутом будет охаживать свой, РУССКИЙ человек. Ведь для кого же Россия, как не для русских.
Мы с Хаванагилой выпили.
– Вокальное трио «Русский Хичкок»! – объявил майор и дал знак рокерам. Те вжарили «Come together». И...
Из-за кулис появился... Я похолодел. Это действительно был всем Хичкокам Хичкок. Перед публикой появилось воплощение самого страшного русского пожелания. Заключающееся в том, чтобы у объекта пожелания во лбу вырос мужской половой член в его нецензурной интерпретации. Но это еще не все. Их было три! Причем один из них принадлежал негру. Эта черная хрень, в опровержение легенд о негритянских половых органах, была небольших размеров и навроде челки прикрывала левый глаз, так что ужас чем-то напоминал Гитлера. Но два белых фаллоса угрожающе торчали вперед, и ужас, помимо Гитлера, напоминал быка, готового одновременно к совокуплению и боданию.
– Ну?! – гордо спросил Хаванагила, как будто он сам создал этот номер.
– Не то слово... – пробормотал я, вытерев килькой пот со лба.
– Между прочим, я придумал – сказал Хаванагила и взмахнул рукой.
Черный фаллос хриплым голосом начал:
Вот мчится тройка удалая
По Волге-матушке зимой.
Ямщик уныло напевает...
И призывно махнул головой компаньонам («головой» – это преувеличение). И кодла грянула:
Трех танкистов, трех веселых гуси
Отчесали три бабуси.
И эта жуть, уставившись в небо, расхохоталась на три голоса. А их хозяин держал баланс, жонглируя своими шестью койлами.
Зал ревел от восторга.
– То ли еще будет, – предрек Хаванагила.
– То ли еще будет ой-ей-ей? – уточнил я.
– Угадали.
Я взял себя в руки.
– Смертельный номер! Непревзойденная шутка юмора! – объявил шпрех. – Убей поэта!
Королевская рок-группа грянула «Барыню», майор-шпрехшталмейстер выстрелил из дуэльного пистолета. Из шестого ряда на манеж вывалился подстреленный чувак, кого-то смутно мне напомнивший.
– Между прочим, – полуобернувшись ко мне, сказал Хаванагила, – майора зовут Дантес де Геккерен.
– Понял, – кивнул головой я. – А покойничка зовут Александр Сергеевич?
– А кто его знает, как его зовут. Каждый год на это самое место садится, заметьте – строго по алфавиту, один из нынешних русских поэтов.
– Это еще зачем? – искренне поинтересовался я.
– Они надеются, что если их пристрелит Дантес де Геккерен, то они станут «нашим всем».
Убитого поэта под аплодисменты зрителей увезли в вечность.
Я попытался прийти в себя при помощи стопаря юной водки, но не пришел, некоторое время поболтался по VIP-ложе вне тела в астральном состоянии, а потом попытался свалить со стадиона. Но Сэм ухватил меня за руку:
– Кудай-то вы намылились?
– К едрене фене, – ответил я, совмещая астральное состояние с физическим, чтобы свалить из Колизея целиком. Но Хаванагила придержал меня:
– Не надо, дорогой, не надо...
– Что «не надо»? – машинально спросил я.
– А к едрене фене не надо, – сказал Хаванагила и силой усадил меня в кресло.
– Это еще почему? – возмутился я посягательством на свою свободу.
– Ну, во первых строках моего письма должен сообщить, что здесь, именно здесь, должна появиться Лолита. Или прийти сообщение от нее. А во-вторых, едрена феня сама придет сюда.
Не успел я подумать, не свихнулся ли старик, как с арены донесся вопль майора-шпрехшталмейстера:
– Уникальный случай! Единственная в мире! В своем репертуаре! Ее-е-е-е-дрена Феня!!!
Королевская рок-группа зафуговала «Марш славянки» (а кем же еще может быть Едрена Феня?), и на арену в сопровождении Японы Мамы вышла Едрена Феня. Это был ничем особо не примечательный бабец средних размеров, скромно одетый ни во что, за исключением длинного шлейфа, который и несла Япона Мама. Но у меня не возникло и сомнения, что это Едрена Феня, и ни кто другой. Я совершенно ошалел.
