Книга Богиня Парка, страница 6. Автор книги Людмила Петрушевская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Богиня Парка»

Cтраница 6

Музей не заплатит; через сорок лет все еще довольно зыбко, великий-невеликий, гений или выдающийся, или просто значительный, кто поставит точную оценку? За сорок-то лет много других имен зажглось своим новым светом, и потомки еще не очнулись, не разобрались, кого за кого принимать и чье наследие беречь как источник будущих неслыханных богатств, к примеру (а это обстоятельство для коллекционеров разного уровня есть главное).

А то возьмут впопыхах разгон, нагонят шумихи в финансовых целях, получат средства, попыхтят, поставят памятник, а три поколения спустя какой-нибудь неуч из верхов спросит, пролетая на машине: «А кто это?» И снесут творение. Мало ли сгинуло имен под прессом мировых наслоений этой вселенской помойки: несут и несут ведрами, кипами, мешками, ящиками. Несут то, что составляло смысл жизни, с трудом осуществленные мечты, вроде бы победу, а стало гнилью и неразличимой трухой, то есть вне вихря действий заинтересованных лиц все это опало как пыль, реально успокоилось и вернулось в состояние химических субстанций, подвергаемых дальнейшему расщеплению.

Но вот редкостный случай — все совпадает (см. начало), прошло сорок лет со дня смерти великого человека, и хоть пока что музеи гроша ломаного не дадут за его вещи, примут если в дар и то спасибо большое с нашим поклоном — но жива вдова. Вдова же занята главным делом своей жизни и собирает свой музей мужа (вопрос, не окажется ли и он на помойке после ее закономерного старухи ухода).

Но пока что все совпало, повторяем, и начинается другая история, связанная с другим великим именем, никому не известным. Говорится же у индийских мыслителей — самые великие уходят незаметно (живут незаметно, поправим мы).

Поздно вечером этот великий незаметный человек идет по своим заповедным местам: почти что грибник, охотник, сборщик.

Всемирное занятие в бедных странах, собирательство. Не общенародное повседневное в каждом доме созидание хранилищ, сохранение с великими трудами наработанного, мытье, чистка, шебуршение в хорошо устроенных многосотлетних кладовках, нет — а именно собирательство по окрестностям чего попало и что плохо лежит.

(Плохо охраняемую собственность мы не имеем здесь в виду и воровство этой собственности, это особь статья и тоже черта общего самосознания — то есть что: ничто не должно принадлежать одному, а все должно принадлежать всем, а именно первому нашедшему — даром, к примеру, что это чей-то дом. Нашел кто-то этот, к примеру, дом, поднял головенку, поглядел округ, потянул на себя — и тут главное: никто не опроверг, не погнал. Стало быть, нашедший персонаж находится в своем праве и сразу же неохраняемое может свозить со двора).

После этого по-гоголевски лирического отступления вернемся к нашему великому человеку; он вооружен чем надо: такая кривая на конце вилка заостренная, то ли стрелка с двумя побочными крюками. Похожа на морской трезубец, только средний зубчик длиннее и прямой, а два посторонних согнуты лапками, загребать.

Ясно, что уже прошло сорок лет со дня смерти другого великого, о котором была речь в начале.

Нашему же человеку шестьдесят с лишком, он пенсионер.

Он тоже великий человек, он вооружен не только трезубцем, но и знаниями целого мира, знает все. Знает искусства и историю искусств. Знает науку, знает литературу, разбирается во всем. Светоч разума, в полном смысле слова. Знает, что есть НЛО и критика чистого разума, общая теория поля и джаз, темпера и интернет, педагогика и прошлое мира, имеет свои версии и никому их не сообщает. Одно, что не хочется, а другое, что некому. Распалась связь.

А был широкий собственный круг друзей и магия всеобщего преклонения, были открытия, были Любови, были деточки, были достижения во всем, светлый горизонт и прорыв в будущее! И вот будущее настало, но почти монашеское пренебрежение к условностям этого мира, нежелание идти в общем строю, биться за формальное признание, т. е. писать и печатать, публиковать, получать ученую степень — это нежелание участвовать в пошлой мирской круговерти и сделало свое дело.

Учеников не было. А только ученики и последователи в дальнейшем составляют опору учителя, его славу, его семью, его ревностных защитников, гурьбу заинтересованных лиц.

А он не заводил учеников, то есть он пытался воспитать из детей гениев, но дети есть дети. Они ведомы (с ударением на «о») по жизни своими генами и друзьями-подружками, так-то вроде они что-то берут у родителей и даже временно становятся выдающимися, то ли в два-три годика, то ли в десять-одиннадцать, но потом стоп. Не хотят в пубертатном периоде становиться кем хочет родитель, идут наперекор, ломают свою судьбу, свое будущее — и себе же во вред. Хоронят свои таланты простым плевком. Им лень. Чем больше отец старается, лезет из кожи вон, занимается с отпрысками своим любимым делом, тем, что не было ему дано свершить — тем меньше участвует ведомое (ударение на «о» опять) поколение во всех этих занятиях. Пока однажды не заявят «дай поговорить влюбленному человеку» (это в ответ на замечание, что как же ты, все еще не занимался, а сам уже два часа висишь на телефоне, на время погляди, ночь), а то вообще дитя сорвется и не ночует дома, а дома ждут волшебные вещи — фортепьяно и балетная палка, специально сделанный станок, или, допустим, мольберт с кистями и красками, или тетрадь с недописанными стихами, или математические совместные изыскания! Интернет, кладезь знаний — и то, они интернетом готовы пользоваться, но в своих бессмысленных целях — игры, порнушка, знакомства.

И вот уже отец замкнулся в себе, и даже уже уходит из семейки, где все нагрето, привычно, сытно, скучно, так или иначе устроено, где вечно ночью ждет в постели жена с книжкой и бессонными очами, больными от подозрения — красавица и умница, кстати, и ученая на небольшой стадии, кандидат наук, а не просто так домработница пришей кобыле хвост: плюс к тому же два иностранных языка.

Муж уходит к другой красавице и умнице, тоже кандидату и даже почти доктору наук. У нее и поселяется и живет на другом уровне. Новая красавица много обеспеченнее, выше по бытовым достижениям, по запахам и вкусам и по красоте интерьера.

Тут, однако, (мимоходом отметим) получается еще больший сбой, чем случай с воспитанием из детей гениев. Раньше, в прошлом гнезде, человек был главным. В его собственном жилье обитала вся семья, он сам осуществлял всеобщее руководство по поговорке «вольно черту в своем болоте бродить», принимал друзей, вел беседы не торопясь, ел собственную скромную пищу, ютил детей и жену — все на своей территории.

В новом же качестве он оказался приживалой, примаком, приемным сожителем, там его не любила мать жены, которая вела осаду новой семьи с помощью громких телефонных переговоров со всеми подругами и бесед на кухне с собственной дочерью, дочерью в расцвете сил, в почти сорок лет ставшей в результате сожительницей постороннего мужика. Герлфренд что ли теперь тебя называть? Поскольку вы не узакониваете отношения? А я стала мать герлфренда? И твой сын стал кем? Герлфрендз сан по-вашему? Свидетелем сожительства родной матери с посторонним мужчиной? Как это все понять?

Но текла и текла жизнь. Похоронили ту мать новой незаконной жены, маму этой герлфренд, что так негодовала, поделили ее большую квартиру пополам по справедливости, половину отдали совершеннолетнему внуку, о котором мама герлфренд так пеклась, подозревая пришлого френда в намерении захватить жилплощадь, принадлежащую, по ее мнению, законному наследнику, ребенку дочери — а сама герлфренд-профессор купила себе небольшую квартирку в центре, а наш герой в свете этих приобретений тоже побегал, настоял на разделе прежнего имущества (так как он благоразумно не выписывался с родной жилплощади) и получил от жены себе комнату как результат разъезда — прежняя жена и дети обрели небольшое помещение где-то в спальном районе, а бывшему главе семьи досталась комнатушка в коммуналке.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация