На все это он потратил не больше часа, и сорок пять минут ушло на кингстон.
А малютки амебы даром времени не тратили, метелили цепь, представляете положение?
Освободившись, улитка Герасим вцепился в штурвал и резко (без цепи) ушел со старта со скоростью 7 см/час.
Сам не ожидал такого спурта, позорно бежал от старой привязанности.
Что касается беспечных малюток Му-Му, то они получили цепь в полное собственное владение, обмотались ею по самые параподии, т. е. глухо, и с криком «heavy metal» (тяжелая метла) поканали в парк.
А сконфуженная инфузория Ася пошла за ними, понесла им завтрак.
50. Нирвана
Пожилой карп дядя Сережа имел одну цель в жизни, одно заветное желание.
И вдруг он увидел в реальности эту свою мечту, весь затрясся, загромыхал орденами и помчался навстречу ей.
А как раз червь Феофан в это время появился на берегу пруда, сел с томиком Ницше и задумался о том, зачем ему, червю, дана жизнь.
Купаться не хотелось, солнышко заходило, и Феофан смотрел вдаль.
А в пруду начинался вечерний клев, плотва Клава сварила макароны и собрала детей, моллюски «Гринписа» дружно сели за салат, улитка Герасим же ел лист пырея ползучего просто так, всухомятку, холостяк, что поделать.
Карп дядя Сережа, однако, разлетевшись, вынужден был сделать «стоп машина» и сказать себе: в таком деле нужен ум, ум, ум, ум и ум.
При этом карп дядя Сережа делал губами глотательные движения, т. к. был сильно проголодавшись.
Затем он даже высунулся из пруда, воскликнувши: «Ум!»
Червь Феофан переспросил, так как не понял сути, и между сушей и водой завязался разговор, причем о вечности, о бренности, и карп дядя Сережа настаивал, что во всем нужен ум, ум и ум, а червь Феофан все спрашивал, к чему этот ум, если надо освободиться от всего, от тела, от земного, и уйти.
Слыша такие речи из уст своей, так сказать, мечты, карп дядя Сережа совсем потерял голову, звякнул орденами и предложил червю Феофану свои услуги в деле освобождения от тела, причем прямо здесь и теперь.
Он сказал в том смысле, что, мол, хотите, войдете в пруд и исчезнете?
— Я помогу, могу, так сказать, помочь, — добавил он, — сам лично.
Но червь Феофан вздохнул, потянулся, так что карп дядя Сережа опять звякнул, и сказал, что еще не достиг чего-то, карп не расслышал чего.
То есть где-то там не рвано якобы и туда не достичь.
Карп дядя Сережа хотел предложить, что порвет где надо, но на этом червь Феофан ушел домой, в почву, а карп дядя Сережа попрощался мысленно со своей мечтой, что делать, не рвано так не рвано…
51. Жаберные щели
Карп дядя Сережа потому так стучал орденами, что в пруду можно было найти все — от пружин детской кровати Светланы Аллилуевой до медали «Столетие ГУМа».
Карп дядя Сережа, однако, собирал не это, а знаки отличия: за победу на конкурсе баянистов им. Вас. Андреева, за 1-е место в конкурсе чтецов «Мой милый, что тебе я сделала» и т. д.
Но главным украшением коллекции карпа дяди Сережи были все-таки значки типа «Герой Социалистического Труда», «Лауреат премии им. Воровского» и 1-е место на конкурсе молодежи до сорока лет в Канне, которые размещались у него в районе последнего брюшного плавника, т. к. все было забито встык.
Из-за обилия значков карп дядя Сережа (да и аппетит сказывался) почти не плавал, ходил по дну пешком, а в решающие моменты ползал, как античная рыбка целакантус.
Несмотря на это, плотва Клава, например, не раз сквозила мимо, тряся кружевными панталонами от мадам Тати (Париж).
Однако карп дядя Сережа уже в такие тонкости давно не вникал, а после того как главная цель и мечта его жизни, червь Феофан, не пошел на отношения, все интересы бедного карпа ограничились гастрономом на углу и поисками новых знаков отличия, для чего карп дядя Сережа уже приготовил жаберные щели, пошел и проколол у косметолога комара Томки.
52. Место в жизни
Сапожная щетка, которую ежик Гарик ошибочно принял в темноте за чувиху Зиночку, нашла наконец свое место в жизни, поскольку неутомимый микроб Гришка Джомолунгма, первопроходец, застолбил щетку Зиночку как национальный парк и заповедник, а также основал там гендирекцию, штаб ВОХР, егерскую службу и дом отдыха для беременных со всеми вытекающими последствиями типа запрещения подводной охоты, киносъемок и вертолетов.
Он много еще бы чего там намастырил, но леопард Эдуард хватился своей сапожной щетки (она выпала из несессера во время пешей прогулки, 160 км/час), долго ее искал и наконец обнаружил, — после чего начистил ею сапоги, причем не жалел гуталина.
Микроб Гришка Джомолунгма, однако, не сдался, усилил охрану, перешел на нелегалку, выставил пикеты и вынужден был решиться на эвакуацию только после того, как довольный Эдуард снова помчался в поля и уже на скорости 170 км/час вторично потерял щетку из несессера, на сей раз в кучу извести, лежащей для снижения кислотности почв.
Микроб Гришка Джомолунгма долго вел своих через мертвенно-белую пустыню, чуть ли не шесть недель, а в это время жук-солдат Андреич в сцеплении с женой Веркой напал из засады на щетку.
Тут они запировали на просторе, ели просто так, даже целыми кастрюлями, и утонченно, т. е. мазали гуталин на бутерброды, удивляясь своей безнаказанности.
Но потом они успокоились, поскольку, если это кто-то бросил, значит, оно ему не нужно.
Подать заявление о пропаже они не решились, слишком много приели, и в конце концов, пропадай моя телега, пустили щетину на засол.
Под гуталиновку оно очень подошло.
53. Ла Скала
Жаворонок Милочка, якобы всегда вставая раньше всех, заводила свой музыкальный будильник на четыре тридцать утра, но сама при этом не просыпалась.
Дело доходило до того, что она ставила свой будильник, допустим, на комод, а сама ночевала под столом на кухне, только чтобы не слышать звона.
Будильник, таким образом, звенел, все соседи постепенно просыпались, у лягушки Женечки бурлило в котлах, леопард Эдуард варил первую чашечку кофе, мышь Софа утаптывала новые опилки в комоде и т. д.
А умная Милочка спала сколько хотела, а потом, отдохнувши на славу, она вставала, не спеша полоскала горлышко лимонной настойкой (все это под звон будильника), хорошенечко отхаркивалась и приступала к вокальным упражнениям уже соло, разумеется, отключивши будильник.
Она готовилась к поступлению в миланскую оперу «Лестница», что в переводе звучит как «Ла Скала».
То есть, несмотря на то, что жаворонок Милочка жила в свое удовольствие, репутацию она сохранила безупречную.
