– Да, сэр.
– Хорошо.
Поднявшись, он вздрогнул и осторожно коснулся своей груди. Боль почти отступила, но он чувствовал себя как после электрошока. – Ну вот, теперь я чувствую себя немного лучше. Уэйн, я хочу, чтобы ты сделал мне одолжение. Выйди и подожди меня в машине.
– Подождать в машине? Почему?
– Эти бедные люди будут ждать от тебя исцелений, если ты останешься, так что, думаю, будет лучше, если ты подождешь, пока я помолюсь с ними.
– О. – Уэйн был удивлен, и его все еще беспокоило то, что сказала ему колдунья. Ее темные глаза, казалось, заглянули прямо в его душу и отняли у него древний свет. – Да, сэр, я тоже думаю, что так будет лучше.
– Хорошо. Тебе лучше проскользнуть через заднюю дверь. Если ты пойдешь через приемную, то может возникнуть еще одна суматоха.
Уэйн кивнул. В его голосе эхом отдавался голос этой женщины: «Ты знаешь, что ты делаешь мальчик?» Что-то внутри него как бы забалансировало на краю пропасти, и он отдернул себя прочь с дикой мыслью: «Она такое же зло, как и сам грех, она и ее демонический сын, и они оба должны быть брошены в костер Господа. Что говорит Господь? СОЖГИ ИХ!”
– Мы справимся с ними, да, папа?
– Мы справимся с ними, – ответил Фальконер. – Предоставь это мне. Пошли, мне лучше выйти к ним. Помни, через заднюю дверь, хорошо?
– Да, сэр.
Внутри Уэйна горело пламя гнева. Как эта женщина осмелилась прикоснуться к нему! Он пожалел, что не ударил ее по лицу и не сшиб с ног на глазах у всех. Он все еще дрожал от близости с ними. Он знал, что их тьма пыталась накинуться на него и поглотить. Придет время, сказал он себе, да, и тогда…
Он почувствовал, что у него начинает болеть голова.
– Теперь я готов, – сказал он и вышел вслед за своим отцом из кладовой.
26
Джон лежал в темноте и думал.
Рамона тихонько шевелилась в его объятиях; последние три ночи после происшествия в госпитале они спали вместе, впервые за много лет. Его горло все еще болело в том месте, где на него нажимал тот мужчина, и он хрипел весь следующий день до тех пор, пока не согласился выпить чай из смеси корней сассафраса и одуванчика, который заварила для него Рамона.
Вчера состоялись похороны погибших в результате несчастного случая детей. Его поездки в город в течении последних нескольких дней были очень коротки: в магазине Ли Сейера никто не пожелал его обслужить, а когда он зашел подстричься, то Куртис Пил неожиданно объявил, что парикмахерская закрыта на перерыв. Поэтому за кровельными гвоздями ему пришлось ехать в Файет, а что касается волос, то он решил отрастить их подлиннее. Пока он находился в Файете, он услышал от одного из клерков, что кто-то спрятал в костре два ящика отборного фейерверка, которые взорвались от сильного нагревания. Полицейские сказали, что взрыв черного пороха, находящегося в фейерверках, был эквивалентен взрыву двух динамитных шашек; это было похоже на детскую шалость, виновник которой думал что взрыв фейерверка приведет всех в восторг, однако сосредоточение такого количества взрывчатого вещества в малом объеме, жар от горящего бензина и маленькие острые щепки привели вместо этого к шести смертям и большому количеству сильно пострадавших. Один из мальчиков, футболист-старшеклассник по имени Гас Томпкинс, все еще лежал в Ожоговом Центре в Бирмингеме, ослепший и в состоянии шока.
В свете гнева, который он чувствовал в отношении Джимми Джеда Фальконера, Джон увидел в своей жизни и вере много удивительных вещей. Он не был способен понять, почему Фальконер намеренно хотел повредить Рамоне и Билли, пытаясь направить против них толпу; евангелист выплевывал про них одну ложь за другой, пытаясь даже обвинить в несчастном случае Билли! Мысли обо всем этом заставили закрутиться в его голове заржавевшие колесики; да, это было больно, но было похоже на то, что в первый раз за много лет он стал питаться от собственного динамо, а не от отбрасываемых кем-то искр.
Теперь ему казалось, что Фальконер, будучи божьим человеком, тем не менее был всего лишь человек. А его мальчик мог исцелять, но не всегда и не каждого. Так легко сказать, что тот или иной человек принадлежит Богу или Сатане; даже у самых лучших бывают плохие дни – или плохие мысли – и каждый хотя бы раз в жизни может сползти с праведной дороги. Неужели это обязательно приведет тебя в Ад? Фальконер сам сошел с дороги из-за своей лжи, как и его мальчик из-за своих действий; делает ли это их более человечными или это значит, что за них взялся Сатана?
А Рамона и Билли? Что такое эта их сила, заставляющая мертвых успокоиться? Откуда она исходит: от Бога? от Сатаны? Ни от одного из них или от обоих сразу? И что, если все эти годы он ошибался насчет Рамоны и ее матери?
Он стал поворачиваться набок и понял, какая вокруг стояла тишина; обычно, в такие теплые летние ночи, как сегодня, в траве стрекотали сверчки, а…
Внезапно весь дом наполнился ярким сиянием. Джон, полуослепленный, уселся на постели и услышал громкое металлическое лязганье и клацанье снаружи, вокруг всего дома. Он схватил со стула свои брюки и начал их лихорадочно надевать. Проснулась Рамона и тоже села на кровати.
– Что это? – испуганно спросила она. – Что за звук?
Джон отодвинул занавеску и выглянул в маленькое окошко; яркие лучи света резанули ему по глазам, лишив возможности видеть происходящее снаружи.
– Оставайся здесь! – сказал он Рамоне и побежал ко входной двери. Он вышел на крыльцо прикрыв глаза ладонью от яркого света. Дом окружали белые сферы, за которыми теперь он мог различить человеческие фигуры, стучащие тарелками, кастрюлями и металлическими трубками. Хриплая глубокая музыка звенела в голове Джона, а внутри его охватил ужас, потому что он увидел, что фигуры были одеты в клановские балахоны. У стоящих совсем близко от дома автомобилей были включены фары.
– Что вы хотите? – кричал Джон, метаясь из одного конца террасы в другой, как пойманный зверь. – Убирайтесь с моей земли.
Ритмическое бряцанье продолжалось. Открылась входная дверь, и на террасу вышел Билли с шелушащимся, как после солнечного ожога, лицом; его руки все еще были в бинтах, однако доктор сказал, что с ними будет все в порядке, как только сойдут болячки от ожогов. За его спиной стояла Рамона, завернувшись в свой серый халат; в руках у нее был длинный разделочный нож.
– Прекратите! Эй, вы, проклятые собаки, что вам нужно?
Джон вспомнил о своем старом пистолете, лежащем в промасленной ветоши в выдвижном ящике, и двинулся за ним, но тут клацанье прекратилось.
Одна из фигур в капюшонах вышла вперед черным силуэтом на фоне горящих фар и вытянула руку в сторону Джона.
– Крикмор, – произнес мужчина, и Джон узнал голос Ли Сейера несмотря на то, что он был приглушен капюшоном, – этот город перенес достаточно горя из-за этой женщины и ее парня! Уж ты-то теперь знаешь, что они не собираются отречься от своего пути! Поэтому, мы пришли сюда, чтобы поставить наши условия…
