В последнем рывке он ныряет под свисающие ветви акаций, оказывается в дядюшкином дворе и чуть не падает от изумления. Весь дом освещен огнями! Горит даже реклама со вставной челюстью. Наверное, что-то случилось с его матерью! Или с одной из сестер!
Вместо того чтобы войти в ворота, он перебирается через изгородь и с грохотом перекатывается через кучу кирпичей. Он вбегает в пустую гостиную, приближается к занавеске, отделяющей ее от кухни, и останавливается. Ощущая внутреннюю дрожь, он отдергивает в сторону выцветшую замусоленную тряпку и заглядывает внутрь. Все сидят за столом, на тарелках дымятся овощи и рис, рядом лежат костяные палочки. Все оборачиваются и улыбаются.
Дядюшка встает, держа в каждой руке по стаканчику прозрачной жидкости. Один стаканчик он передает Яшу, а другой поднимает вверх, собираясь произнести тост.
— За нашего маленького Янга! — провозглашает дядя, лучась фарфоровой улыбкой. — Ганбай!
— За Янга! Ганбай! — вставая, подхватывают сестры и кузены.
И все, за исключением Янга, выпивают по глотку. Он продолжает моргать, с трудом переводя дыхание. К нему с сияющими глазами подходит мать.
— Янг, сынок, прости нас. Мы распечатали письмо, адресованное тебе.
И она вручает ему изящно надписанный листок бумаги с государственной печатью Китайской Народной Республики.
— Ты приглашен в Пекин для участия в соревнованиях. Чтобы соревноваться со всеми легкоатлетами мира.
Но прежде чем Янг успевает прочитать послание, дядя, вновь наполнив стакан, уже снова чокается с ним.
— Они будут транслироваться по всему миру. Пей, Янг. Ганбай!
Янг подносит стаканчик к губам и, помедлив, спрашивает:
— В каких соревнованиях?
— В самых больших. Бег на самую длинную дистанцию...
И тут Янг понимает, что речь идет о марафоне, и залпом опрокидывает стаканчик с мао-таи, ощущая, как рисовая водка просачивается в желудок. Неужто марафон? Да он даже половину этой дистанции никогда не пробегал. Янг не может понять, за что его выбрали.
— Мы все так тобой гордимся, — говорит мама.
— По всему миру! — повторяет дядя. — Тебя увидят миллионы людей! Миллионы!
— Твой отец тоже гордился бы тобой, — добавляет мама.
И тут до Янга доходит. Местный председатель спортивного комитета был старым приятелем и коллегой отца и, хоть не отличался особой смелостью, был человеком честным и добродушным. Наверняка он и порекомендовал Янга. Широкий жест с целью искупления прошлых грехов.
— Он бы так тобой гордился, сынок, что взял бы свою скрипку и пошел играть на площадь.
Янг ничего не отвечает, но ему почему-то кажется, что никакими марафонами и всемирными трансляциями искупить эти грехи невозможно.
Когда мудрец услышит о пути.
Ему он отдается безвозвратно;
Середняку дороги не найти,
И мечется туда он и обратно;
Что ж до отсталого — то он самовлюблен,
И над путем смеется только он.
Но дураки на то они и есть,
Чтоб делать истине тем смехом честь.
Американские журналисты, развалясь на глубоких диванах панамериканского пресс-центра международного аэропорта Сан-Франциско, потягивают бесплатные напитки.
VIP-салон расположен над залом ожидания для менее важных пассажиров. Для того, чтобы в него попасть, надо не только знать о его местонахождении, но еще и обладать необходимыми документами, подтверждающими значимость и престиж владельца. И поскольку журналисты, как правило, ими не обладают, они просачиваются внутрь в сопровождении более высокопоставленных персон. Одного соседства с ними хватает, чтобы миновать охранника и дорваться до бесплатного спиртного.
— Ну и как вы собираетесь оживить это тоскливое мероприятие? — интересуется один из присутствующих. — Чтобы оно не превратилось в очередной никому не нужный пробег? Я хочу понять — где изюминка?
Он занимает какой-то высокий пост среди владельцев журнала, оплачивавших эту поездку в Китай, поэтому все отдают ему должное, понимая, что он имеет право на некоторую настойчивость.
— Я собираюсь сделать ставку на то, что спорт способствует ослаблению международной напряженности, — отвечает большой бородатый мужик, занимающий должность главного редактора того же журнала и являющийся инициатором всего предприятия. —Только вспомните — не Никсон и не Киссинджер прорвали этот бамбуковый занавес, а целлулоидный шарик для настольного тенниса. А это международное соревнование станет первым в Китае со времен Второй мировой войны. Лично для меня это многое значит.
Хотя он по-прежнему не понимает, где в этой значимости можно найти изюминку.
Второй журналист — лысый, безбородый и еще крупнее, чем первый, напряженно морщит лоб с видом Марлона Брандо.
— Позвольте мне подумать, — просит он и поворачивается к третьему — голубоглазому гиганту с огромной фотокамерой на брюхе. — А как ты, Брайан? Что ты собираешься снимать?
— Я ничего не могу снимать, пока журналист не объяснит мне, что он собирается писать, — обходит вопрос третий.
И все снова устремляют взоры на второго, чей наморщенный лоб свидетельствует, что он вот-вот разродится ответом.
— Одно из главных свойств бамбукового занавеса — то, что он исключительно плотен, — начинает журналист. — Единственное, что через него просачивалось, — это политика. В течение многих лет мы ничего не знали ни о разногласиях, ни о спорах, ни о человеческой личности.
— До сегодняшнего дня, — подхватывает с радостным видом редактор, испытывая гордость за то, что его сотрудник сумел вывернуться из трудного положения.
— Верно. А теперь они спонсируют этот грандиозный марафон, в котором примут участие сильнейшие бегуны мира, хотя лучший китайский марафонец и в подметки не годится какому-нибудь середняку-иностранцу. Это может быть той дырой, через которую что-нибудь да выудишь.
— Понял! — восклицает начальник. — Как подледный лов в Миннесоте, когда надо поймать рыбу, пока не замерзла лунка. — И он поднимает бокал с мартини. — Ну что ж, рыбаки, за успешную поездку! И привезите нам рыбку покрупнее...
«Вниманию членов пресс-клуба, — разражается мурлыканьем динамик над стойкой бара, — Начинается посадка на чартерный рейс на Пекин. Приятного полета».
Каждый шаг добродетельного человека
Соответствует пути и только пути.
Путь как объект туманен и расплывчат,
Путь как образ темен и невнятен.
Но он обладает сутью и смыслом,
Плотью и духом — несмотря ни на что.
Испокон веков он зовется этим словом,
И только он служит испытанием для владык,
Ибо если бы не было пути,
Как смог бы я оценить их власть?
