— Моя фамилия Стебинс, капитан, и я приношу свои извинения за этот непрошеный визит. Впрочем, я попросил разрешения подняться на борт у вашего юноши. Естественно, он захотел выяснить, кто я такой. А когда я сообщил ему, что возглавляю это большое кино, он дал мне понять, что его это очень заинтересовало, особенно когда я предложил постоять на вахте вместо него, чтобы он мог лично поучаствовать в съемках и пообщаться с нашими старлетками. Поэтому я взял на себя смелость отпустить его. — Закончив свои объяснения, он окончательно вылез на палубу. — Видите ли, я ведь вообще-то шкипер.
— Только не на этом судне! — рявкнул Кармоди. По мере того как длинное серое тело, как большая костлявая рыба, медленно возникало из сумрака люка, ярость его закипала все больше и больше. Мужик был облачен в длинное свободное одеяние из саржи, гармонировавшее с его седой гривой и походившее на саван, сшитый на заказ. Обветренные лицо и шея были у него тоже серого цвета, как старая кедровая кора. Похоже, даже солнце согласилось придавать его коже сероватый оттенок вместо обычного для моряков румяного загара. — Здесь я хозяин, — добавил Кармоди.
— Это я вижу, — голос у Стебинса был таким же выверенным, как и его внешний вид — он лился как струйка масла на бушующие воды. — И клянусь, капитан, я бы поприветствовал вас должным образом, если бы у меня не были заняты руки.
Только тут Кармоди обратил внимание, что в одной руке Стебинс держал бутылку, а в другой два наполненных льдом стакана. Стаканы, похоже, были сделаны из настоящего стекла — такие в прежнее время стояли во всех забегаловках, а теперь стали раритетами, а в бутылке, судя по этикетке, было настоящее дистиллированное ирландское виски, запрещенное во всем мире санкциями ООН. Золотистая жидкость соблазнительно плескалась в знаменитой прямоугольной бутылке.
— Да уж вижу, — промолвил Кармоди, пытаясь сдержать свою ярость — посетители с такими Дарами, как контрабандное ирландское виски и настоящие стеклянные стаканы, имели право на презумпцию невиновности, какими бы длинными, седыми и непрошеными они ни являлись. Кармоди сменил гнев на милость. — Однако всякие ляля не дают вам еще права снимать с вахты моряка, который не находится в вашем подчинении.
— Вы абсолютно правы, капитан. Не дают, — и Стебинс поклонился с хитрым видом. — В свое оправдание могу сказать только одно — я никогда не мог устоять перед красивым судном. Стоило мне увидеть вашего красавца, как я тут же примчался сюда, чтобы взглянуть на него.
— Одно дело взглянуть, другое — шнырять по нему, — заметил Кармоди, не отводя взгляда от бутылки.
— Опять-таки вы правы. Я бы не стал спускаться вниз, если бы у вас были холодильники наверху. Потому что я очень люблю ирландское виски со льдом. А вы? Оно очень гармонирует с суровым прошлым этой несчастной местности.
— Это настоящий «Бушмил» или подделка? — осведомился Кармоди.
— Настоящий, привезенный из Голуэя вот этими самыми руками. — Стебинс выпрямился, и взгляд его забегал по палубе. — Может, зайдем за рубку, подальше от посторонних глаз? Если вы только не хотите поделиться нашим сокровищем со всеми желающими.
Кармоди продолжал смотреть на Стебинса: что-то во всем этом было подозрительное — в его вороватых взглядах, приглушенно елейном голосе… Но потом жидкость в бутылке снова блеснула золотым огнем маяка, и Кармоди не смог устоять, чтобы не устремиться за ней.
Первый стакан они выпили в почтительном молчании, прислонившись к рубке по левому борту. Опустошив стакан, Кармоди почувствовал, что его подозрения начинают отступать. Сомнений не оставалось — это было настоящее ирландское виски. Кармоди поболтал в стакане лед и отставил его в сторону.
— Как насчет того, чтобы повторить, сэр?
— Несомненно, капитан, — проворковал Стебинс. Горлышко бутылки звякнуло о край стакана Кармоди. — Я бы хотел предложить тост.
— Валяйте, — согласился Кармоди. Они подняли стаканы, повернувшись лицами к далекой линии горизонта, и Стебинс торжественно продекламировал:
— Я пью за наши корабли И женщин, ждущих нас вдали, За то, чтоб не было причин Им оставаться без мужчин.
— Аминь, — промолвил Кармоди, и они выпили. «Интересно, как там Вилли в „Горшке“?» — подумал Майкл.
Стаканы были наполнены снова. Второй тост по традиции должен был сказать Кармоди:
— За бережливых наших жен, За ту, в которую влюблен, За девок крепких, молодух, За мудрость высохших старух.
— Воистину аминь, — ответил Стебинс, и они снова выпили в почтительном молчании, прислушиваясь к плеску волн о металлический корпус судна и к бормотанию уток, сплетничавших у причала. Почувствовав, что он готов к следующему стакану, Кармоди решил, что пора поближе рассмотреть своего собутыльника. Он отлепился от рубки и повернулся лицом к пепельному привидению.
— Так значит, ты Герхардт Стебинс? Я много о тебе слышал от своей команды. Сам-то я давно уже не хожу в кино — сиденья слишком узкие для меня.
— Да, я Герхардт Стебинс, — кивнул его собеседник.
— Тот самый сукин сын, который все тут так изменил, пока я был в море?
Стебинс приподнял свою черную повязку.
— Он самый. — И он снова звякнул горлышком бутылки по стакану Кармоди, при этом не отводя от того взгляда. — К вашим услугам.
— И затеял эту потасовку с морскими львами, которую мы наблюдали? С кинокамерами и всем остальным?
Стебинс кивнул.
— Скажу откровенно, капитан Стебинс, — продолжил Кармоди свою атаку, — вы мало похожи на человека, командующего всей этой флотилией.
— Позвольте я тоже буду с вами откровенен, капитан Кармоди, — и Стебинс подался вперед с заговорщическим видом, — потому что мне кажется, у нас с вами есть что-то общее. Да, у меня недостаточно внушительный вид. И единственное, к чему я имею отношение во всей этой авантюре… Кажется, это называется протоколом… Еще по одной?
Кармоди громко вздохнул и протянул свой стакан. Остатки бурлившего в нем праведного гнева вышли вместе с этим безропотным вздохом. Он понял, что еще немного, и этот седовласый упырь станет его лучшим другом. Закадычным товарищем. И, обняв стакан обеими руками, он снова прислонил свою туго обтянутую джинсами задницу к рубке рядом со свободно ниспадающими брюками Стебинса. Некоторое время они молчали, потягивая виски, и щурясь смотрели на слабо покачивающийся горизонт. Кармоди первым прервал молчание.
— Мне говорили, что ты знаменитый режиссер.
— Так говорят, — подтвердил Стебинс. — А ты — капитан? Я тоже много чего слышал о тебе от нашего исполнительного продюсера. Кажется, он приходится тебе пасынком?
— Николай Левертов? Я бы не стал называть его своим пасынком, так как видел его всего раз в жизни. Он прилетал к нам на Гавайи, когда у нас с Алисой был медовый месяц. Подарил нам горшок для рыбы в форме желтоперого тунца — треснул при первой же варке.
