— Вы несомненно чему-то очень рады, мистер Стэмпер. Чему же вы так радуетесь?
Я пожал плечами, уже понимая, что какой бы ответ ни дал, он будет однозначно неверным… Стайка песчанок проносится над головой, будто листья, подхваченные ветром, и Ли с безучастным интересом наблюдает, как они, закружившись в резком развороте, блестками света опускаются разом на кромку берега в нескольких ярдах от машины. И немедленно приступают к работе. (Да! воскликнул мальчик. Свет! Теперь он был уверен… откуда-то сверху, прямо на краю его пятнышка неба: свет! Божественный свет! и звезды меркли перед его шествием по небу, таким невыносимо медленным… Но свет приближался, он остановится прямо над его ямой, для него одного! «Спаси, Отец Небесный, Боже! Ты можешь, я знаю. Помоги мне…») Поэтому я зарекся что-либо говорить, но из меня снова прорвалось это нервное хихиканье.
— О, ребята, мистер Стэмпер как увидел, что наша машина попала в передрягу, так у него проснулось отменное чувство юмора! — И я почувствовал, как окрепла хватка на моем предплечье… Почти совсем позабыв про эту руку, Ли смотрит на маленьких птичек, снующих по берегу: как предсказуемы, как предопределены их бедные жизни… навечно настроенные на мелодию безжалостного моря, неизбывно отмеряемые метрономом волн. — И сдается мне, ребята, что человек вроде мистера Стэмпера, с таким-то крепким чувством юмора в нашей беде, нас уж точно выручит. Так вот мне думается.
Мне думалось не совсем так, но я не стал озвучивать свою крамольную мысль. Я чуть повернул голову, прикидывая расстояние до мола, но потрескивающие жвачкой приспешники водителя перехватили мой взгляд, рассредоточились, отрезая пути к бегству, и я понял, что надежно угодил в ловушку (На дне ямы глаза мальчика горят: долгие минуты всматривался он, не сморгнув. Он не замечает, что затекшие ноги подломились, смятая маска амулетом болтается на шее. Позабыт болезненный холод в пальцах — мальчик смотрит, как свет в небе приближается к его куцему полю зрения. «Я готов, Отец Небесный. Прошу тебя. Приди за мной. Я не хочу умирать в этой сырой яме. И домой я не хочу, никогда. Просто приди и забери меня с собой, Господи…») и еще впервые испугался по-настоящему: я наслушался историй про пляжных хулиганов и их забавы… Ли вытряхивает руку из водительской хватки и делает несколько шагов к морю. Он устал, почти спит на ходу. Ищет взглядом луну, но тучи ее похоронили. Снова смотрит на деловитых пичуг, копошащихся под угрозой прибоя; от зрелища их лихорадочной клюволапчатой охоты устает еще больше…
— Ей-ей, вы же Стэмпер, мистер Стэмпер, а Стэмпер непременно сможет нас выручить… — Птички видятся ему рабами, невольниками накатывающих волн. — Вот, скажем, Хэнк Стэмпер — он бы, готов поспорить, просто подставил бы могучее плечо под нашу машину и выдернул ее с полтычка! — Невольники, птички в клетке волн. Топ-топ-топ по берегу, по самому по краю, клек-клек-клек песчаных блошек, разворот, топ-топ-топ, пока очередная волна не захлестнула соленой смертью… снова и снова и снова. (Маленький мальчик пылко молился в удушливом мраке, и ветер распевал псалмы над ним, и свет все ближе, все ярче…) — А если Хэнк может, то уж наверно и вы сдюжите, ага? Так идите и подставьте плечо. Давайте, ага?
Я видел: мне ничего не остается, как развлекать своих мучителей, в надежде, что им наскучит эта игра, и, закатав повыше штанины, обогнул машину с подтопленной стороны. Вода впивалась в лодыжки ледяными кинжалами. Я уперся плечом в задний бампер и сделал вид, будто толкаю… Невольники волн; чуть замешкаешься на зыбучем песке — и БЕРЕГИСЬ все другие топ-топ-топ побегут, кроме одной беспечной птички, а когда волна откатится — серый комочек перьев забьется отчаянно, силясь высвободить крылышки из песка, пока следующая волна топ-топ-топ-разворот — тот-топ-топ обратно («О, Отец Небесный, зрю пришествие твое! Я жду, я жду!») разворот — топ-топ-топ…
— Нет, уж вы постарайтесь получше, мистер Стэмпер. Хэнк Стэмпер прямо бы застыдился бы с вас, что вы такой немощный. А вода-то подступает… — Вот одна из уцелевших птичек перескакивает через бездыханный комок перьев, лишь долю секунды помедлив, прежде чем ринуться дальше, в свою вечную игру с волнами. Остановка невозможна! Некогда скорбеть! Клюй — или сдохнешь с голоду! Некогда, некогда! (Свет сделался ярче. Он тянется к мальчику с неба, точно огромный пламенный перст!) — Мистер Стэмпер, по-моему, вы сачкуете. Нам придется вам помочь. — Соленая вода ледяным рашпилем шваркнула по моему горлу, придушила первым приступом паники. — Давайте, поднапрягитесь! — …Он чувствует, как усталость ползет вверх по косточкам вместе с холодом. Мотает головой, отплевывается. Птички, зачем вам это? На ум приходит дарлингтония, что он давеча сорвал. Она — не то что птицы, она может позволить себе роскошь терпения. Она может ждать. И если один побег не приманит свою квоту мух и оголодает, просто лист опадет. Но растение выживет, корни уцелеют. А эта маленькая птичка — одна, сама по себе, и если она утонет — все, конец ей, маленькой птичке. Полное фиаско. Волны побеждают, птичка проигрывает.
И в конце концов волны всегда побеждают. Если только…
— Вот сюда, мистер Стэмпер, сюда плечиком упритесь. — От прикосновения новых лап мой рассудок взбеленился… Если только не играть с умом, если только не признать свою участь и не смириться с нею. Как эта машина… — Вот сюда плечико, мистер Стэмпер.
— Лучше б вам не… мой брат…
— Что ваш брат, мистер Стэмпер? Его здесь нет. Вы наслаждались одиночеством — сами сказали… — Он не сопротивляется — и их начинает утомлять забава без борьбы… — Господи, да вы весь промокли, мистер Стэмпер! — …И даже когда они отступают на шаг, он не пытается выбраться из воды, которая теперь по пояс… — Да вы, видать, не дурак искупаться, мистер Стэмпер? — …Вместо этого он разворачивается к клокочущим волнам, любуется красотой линии горизонта, переводит взгляд на глупых птичек, неистово мечущихся по песку. Глупые — только и знают, что свое топ-топ-топ… покуда финальный ледяной удар не положит конец всей этой мизерной суете. Полдюжины шагов — и конец этой вздорной игре. Не победишь, но и не проиграешь. Пат — лучшее, на что можно рассчитывать, разве не видишь? Самое лучшее…
— Смотри!
— Кто это?
— Атас! Это он…
— Рвем когти! Живо!
Водитель предводительствует, остальные за ним — мчатся к дюнам. Ли не замечает их исчезновения. Волна сбивает его с ног. На какой-то миг захлестывает с головой. Когда же его лицо, невозмутимое и задумчивое, снова появляется на поверхности, он опять видит этот безмятежный горизонт. Взошел на эту сцену и молишь о пощаде? Глупая пташка. Ты всю жизнь молил об антракте, надеясь взять передышку в этой игре. Поучился бы у той лисицы, вот кто умом востер. Забей! Забудь об антракте. Прекрати эту игру навсегда, прекрати эту заполошную возню. Сведи к ничьей — покуда есть шанс. БЕРЕГИСЬ. Нет, смирись. БЕРЕГИСЬ! БЕРЕГИСЬ! БЕРЕГИСЬ! ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ТАК СО МНОЙ ПОСТУПИТЬ! Посмотрим. Я уступаю…
— Ли! — Это я и называю ничьей… — Малой! — И он идет к горизонту, в зыбкие белые объятия воды… — Да черт побери! — …в серое колыхание Что? — Ли!
