Сердитое лицо Ивенрайта вдруг просветлело: он увидел лекарство для своей прихромавшей риторики.
— Ты на колесах, Лес? По Мерному мосту проезжал?
— Вестимо, нет. Машина моя в сугубый отказ пошла, как малому шурину свому ее давал. Ухайдокал ее, паршивец. Об том я и толкую: хреново добирался. Звякнул вот Стэмперу, чтоб переправил — и знаете, что? Уж припотел, ожидаючи, когда они там откликнуться соизволят. А потом он свово этого Джо Бена замест себя послал, будто б и времечко свое жалко потратить на старого школьного друга.
Ивенрайт предпринял еще одну попытку:
— Но ведь прошлой ночью тебя кто-то подвозил через Мерный, Лес? Так почему б ему — уж не знаю, кому — и не позвонить?
— Да стремная затея, Флойд! Мое-то подворье вчистую замыло. Никогда такого не бывало, даж в сорок девятом. Потому и засумлевался я за кондицию дороги от моего пятачка до Мерного. Некогда водице впитаться было. Такой-то ливень после долгого такого вёдра…
— ИМЕННО! — Ивенрайт обрушил кулаки на стол с таким ожесточением, что Лес, отпрянув, уронил стул. — Это-то я и пытаюсь втемяшить вам, парни… именно так! — И теперь-то, ей-богу, вы получите лучшее объяснение. — Вы-то, наверно, не в курсе, мистер Дрэгер, но уж вы, ребята, не хуже моего знаете, каково это, когда проливной дождь валится на грунт, пересохший в камень! Каково это для трелевки, вообще для всего лесоповала. И если мы не оседлаем коней и не пришпорим… В смысле, надо что-то делать!
Он кивнул, предоставляя возможность осмыслить. Лес стоял, скрючившись в неудобной позе, обездвиженный ножками заваленного стула и страстностью Ивенрайта. Никогда еще он не видел Флойда в таком раже. И никто не видел. Они уставились на него в недоуменном молчании. Он снова напряг лицо, в той манере, в какой некоторые люди прочищают горло, и продолжил:
— Потому что это не просто дождь, парни… это — начало казни, — он встал, отошел от стола, потирая мясистый затылок. Оказавшись у стойки, обернулся: — Казни! Чертов нож гильотины, который перережет к чертовой матери каждую дорогу по эту сторону гор! Кто-нибудь желает поставить десять баксов на то, что гряда Костоломка все еще проходима после этой ночки? Кто-нибудь рискнет проехаться на своей тарантайке до Берегового лагеря или ручья Фини по Девятнадцатому отрогу? Говорю вам, квадратные ваши головы, — его собственная круглая голова поворачивалась от одного слушателя к другому, — и скажу снова: если мы не вернемся на эти склоны до конца этой недели! прямо на этой долбаной неделе, то стачка не стачка, пикеты не пикеты, а все едино: каждый понедельник этой гребаной зимы будете кататься в Юджин за пособием по безработице!
Он повернулся спиной к собранию и секунду стоял так, чувствуя на себе взгляды мужиков и взгляд Дрэгера — на всем собрании. Что ж, это, пожалуй, сгодится за лучшее объяснение.
Он повременил, ожидая комментариев от Дрэгера, но в баре висело выкованное им безмолвие, и он дотянул паузу до предела. Его плечи воспрянули и упали с тяжким вздохом. Он опять почесал шею. Когда же снова обернулся, его красное резиновое лицо осунулось усталостью и жертвенностью. Тедди следил в зеркале над полками — Они будто напуганные насекомые… — как Ивенрайт возвращается к столу… — И Ивенрайт напуган больше всех.
— Парни… Вы ведь знаете расклад, да? Понимаете, о чем я толкую, понимаете, какого хера я вам тут втираю про эту неделю! Я ведь и прежде, мистер Дрэгер, их предупреждал, я говорил, какие у меня подозрения…
Ивенрайт… больше всех хорохорится, и он же едва ли не больше всех страшится сил тьмы.
— До вчерашнего дня я держал в тайне этот доклад, ждал, когда заполучу копию, чтоб наверняка…
Гиббонс — на вид самый зашуганный, но его мозгов и на страх настоящий не хватит.
— До вчерашнего дня вы, ребята, думали, что позиции ваши куда как крепкие. И я не мог подбить вас на какие-то действия, всеми своими предъявами к Стэмперам, верно? Вы думали: «Самую малость потерпеть осталось, перекантуемся». Вы думали: «„ТЛВ“ не долго еще продержится; им нужны бревна; им нужно склады набить к весенним работам». Вы думали, что мы их к ногтю прижали, верно? Потому что лесная компания — она ж разорится, думали вы, когда у нее нет бревен на продажу. Вы думали: «Ладно, пусть Хэнк Стэмпер рубит капусту, пока ему светит солнышко, но он не в нашем огороде ее рубит. Живи сам и дай другим. Не пинать же человека за то, что бьется за свой трудовой доллар?» Так вы себе думали, правда ведь? — Он остановился и обвел собравшихся пристальным взглядом; он надеялся, что Дрэгер заметил, как все до единого — даже Главный по Недвижимости и его зять — потупили глаза под его обличающим взором. Уиллард Эгглстон, напротив Гиббонса, испуган, кажись, не меньше Флойда Ивенрайта, только что не так суетится. — Да уж… «Не пинать же человека, что вкалывает за свой честный бакс», думали вы.
Флойд собирался уж было опуститься на стул — но вдруг подхватился и снова вскочил:
— Но тут-то собака и зарыта, и свинья подложена, черт побери! Потому что не честные баксы стриг он все это время. Он увивался вокруг нас, улыбался, руки жал — а сам резал нам глотки, точняк как сейчас этот дождь отрезает нас от лесных дорог!
Они болтают про дождь и лесные дороги — а дело-то в темноте. И стоит мне, скажем, перерезать кабель освещения — они наверняка со страху тут перемрут…
Ивенрайт подошел к кульминации. Он чуть ссутулился и заговорил голосом тихим и проникновенным, на манер Спенсера Трейси в кино, когда тот понукал скотоводов к действию:
[70]
— И я скажу вам, парни, а вы зарубите на носу: если так или сяк не уболтаем этого твердолобого, чтоб разорвал этот… шахер-махерный контракт с «Тихоокеанским лесом», если не найдем управу на эти жирные жопы, для чего мы, собственно, и затевали стачку, чтоб они там в своем Фриско и ЛА на уши конкретно встали, потому как к весне им нужны бревна, им нужен лес, а за свои гроши они его хрен получат, — и если мы не сделаем это прямо сейчас, потому что через пару недель все дороги размоет в хлам — можете, ребята, сказать своим бабам, что поясок придется подтянуть до пятидесяти двух баксов сорока центов пособия в неделю, или вовсе поискать другую работу! — Он кивнул с мрачной решимостью и наконец победоносно поворотился к обособленному от других стулу, где с видом продюсера на кинопробах восседал Дрэгер. — А ты так не считаешь, Джонни? — раскрасневшись от уверенности и обливаясь потом от близости очага. — И нашел бы ты лучшие слова, чтобы наши дела обрисовать?
Тедди наблюдал. Дрэгер улыбался с дежурной обворожительностью, никак не выказывая своего мнения о таланте исполнителя. Все они поголовно, кроме этого мистера Дрэгера. Он вперил задумчивый взгляд в жерло своей трубки.
