— И какие у вас предложения, Флойд? — Да, этот мистер Дрэгер — он в самом деле другой. — Какие предложения, Флойд?
— Пикет! Предлагаю выставить у ихней лесопилки пикет. Еще неделю назад надо было, но я ждал, когда вы приедете.
— А какие мы предъявим претензии? — спросил Дрэгер. — По закону мы не можем…
— К черту закон! — вырвалось у Ивенрайта — далеко не так нечаянно, как могло показаться, но — ведь хватит уже, черт возьми, тянуть резину! — На хер закон! — Дрэгера, похоже, слегка удивила эта вспышка, и он в недоумении задержал горящую спичку над трубкой. — В смысле, Джонатан, мы должны выйти на работу!
— Да-да, конечно…
— И с этим надо что-то делать.
— Наверное… — Дрэгер чуть нахмурился, вдыхая жизнь в свою трубку. — В любом случае, у вас есть люди, готовые стоять целыми днями на такой-то погоде?
— Черт, да конечно! Лес Гиббонс! Артур, ты как? Еще Ситкинсы — здесь их нет, но я гарантирую, что они будут стоять. И я.
— Прежде чем вы пойдете на это мокрое — и незаконное — дело, позволите внести предложение от себя?
— Господи всеблагой! — Да как будто я не ждал тебя неделю, чтоб ты хоть как-то оправдал свою зарплату. — Конечно, мы со всем почтением выслушаем ваше предложение.
— Почему бы для начала не переговорить с мистером Стэмпером? Может, убережет нас от прогулок под дождем.
— Переговорить? С Хэнком Стэмпером? Вчера вечером вы видели, как Стэмперы ведут переговоры. Как дикари чокнутые…
— Вчера вечером я видел, как человека в конце концов вынудили преподать урок хулигану. И, по-моему, действия мистера Стэмпера не отличались каким-то запредельным самодурством…
— Самодурство — вторая кожа Хэнка Стэмпера. С ним говорить — что с телеграфным столбом… Разве я к нему не ездил, сразу как получил тот первый отчет? И какие у нас переговоры вышли? Меня динамитом забросали!
— И все же, думаю, стоит чуточку прогуляться и спросить этого господина, не согласится ли он изменить свое мнение. Вы и я, Флойд…
— Вы и я? Да будь я проклят, если сунусь туда ночью!
— Ну же, Флойд. А то ребята заподозрят, что вы боитесь выходить из дому в темноте…
— Джонатан… вы же не знаете. Во-первых, он живет на том берегу, и дороги туда нет.
— Мы можем где-нибудь нанять лодку? — обратился Дрэгер ко всему бару.
— Есть Мамаша Олсон, — живо откликнулся Тедди, уклоняясь от грозового взгляда Ивенрайта. — Мамаша Олсон живет у консервного завода, сэр, и она даст вам напрокат моторку.
— Но там дождь шлепает, — упирался Ивенрайт.
— Штормовки она вам тоже напрокат выдаст, — порадовал Тедди, слегка удивленный собственной внезапной разговорчивостью. Он проскользил в глубину бара, снял со стены свой платный телефон. Протянул трубку, смиренно улыбаясь. — Можете позвонить отсюда.
Дрэгер поблагодарил вежливым кивком и встал со стула. Тедди вручил аппарат едва ли не с поклоном.
Да. Покамест я не знаю точно, в чем дело. Но уверен, что этот мистер Дрэгер — необычный человек. Он решительно умен и в высшей степени деликатен, никаких сомнений. Может, еще и бесстрашен.
Тедди отступил на шаг и стоял, засунув ладошки под фартук, и наблюдал, как все остальные ждут в почтительном безмолвии, пока Дрэгер не получит номер Мамаши Олсон у оператора и не закончит разговоры — так собаки в молчаливой и беспрекословной покорности ждут команды хозяина. Но есть в нем и что-то еще; да, что-то чудесное и особенное…
Глубокомысленное утверждение «кому-то яд, кому-то кайф» можно было бы дополнить аналогичными: кому святой, кому пустой; или — кому герой, кому геморрой.
И Ивенрайту уже начинало казаться, что его долгожданный герой, вожделенная управа на этого Стэмпера, — геморрой не меньший, чем те дрязги, которые он приехал погасить.
И вот они с Дрэгером отважно пересекают реку на лодчонке, на вид не слишком крепкой, с навесным мотором, что смотрится еще менее надежным. Дождь выдохся, умерил прыть до обычной своей зимней рыси-мороси… даже не дождь, а так — дремотная серо-голубая взвесь, стелющаяся по земле, а не падающая отвесно; и многострадальные призрачные тени деревьев вздыхают умиротворенно и патетически, во всю ширь реки. Однако ж почти дружелюбен их стон. И, как выясняется, ничего страшного. Старый, как мир, дождик, если не желанный, то терпимый — старая седая тетушка, что приезжает погостить каждую зиму и остается до весны. Учишься уживаться с ней. Учишься мириться с маленькими неудобствами и не раздражаться. Вспоминаешь, что по-настоящему она редко сердится или вредничает, и переживать не из-за чего, а если она и скучна, утомляет — можно научиться ее не замечать или хотя бы не принимать близко к сердцу.
Что и пытался делать Ивенрайт, когда они с Дрэгером плыли по реке в открытом корыте, арендованном у Мамаши Олсон. Он с успехом игнорировал сами капли и частичного успеха добился в потугах наплевать на промозглый ветер, но, как ни пытался, не смог отрешиться от потока, стекавшего по шее за шиворот и далее в брюки. Они уж битый час плывут от причала Мамаши Олсон у консервного завода к дому Стэмперов, вдвое больше, чем могли бы, потому что Флойд не удосужился подгадать с приливом, чтоб поймать обратное течение.
Ивенрайт скрючился на корме в зябком молчании. Поначалу он злился на Дрэгера за намерение нанести мистеру Стэмперу сей излишний и бессмысленный светский визит; потом взъярился на себя самого, не только за промашку с приливом, но за то, что убедил Дрэгера тащиться на наемной лодке, вместо того, чтоб подъехать к берегу, к гаражу, и посигналить Стэмперам. («Может и послать нас, без переговоров и переправ, — сказал он Дрэгеру, когда тот поинтересовался о подъездах к Дому Стэмперов, — а даже если переправит, с этого ублюдка станется бросить нас там!» — но в душе-то знал, отлично знал, что Хэнк будет чрезвычайно рад подобной возможности козырнуть добрососедством и участливостью, и небось будет сладким как мед, сукин сын!) — и, наконец, до последней крайности взбесила его Мамаша Олсон, подсунувшая накидку до того дырявую, что он практически утонул в дожде, да еще и пачка сигарет к чертям собачьим размокла. (Но хрен угадали, если думаете, что Флойд Ивенрайт будет что-нибудь клянчить, хоть курево, хоть спички, хоть сухую подстилку под задницу!)
Дрэгер сидел на носу, едва различимый в сгустившихся сумерках, перевернув трубку, чтобы дождь не попадал, и не говорил ни единого слова, что скрасило бы прогулку. (По правде, от этого сукина сына вообще хрен чего услышишь, кроме как «Это надо обсудить». И я уж с этого притомился.) Как Дрэгер умудрился подняться до таких высот в профсоюзном деле, оставалось для Ивенрайта тайной за семью печатями. Похоже, и нет в нем ничего, кроме солидного фасада. За все время, что торчит в городе, палец о палец не ударил заради долбаной забастовки. Все ходит вокруг да около, да лыбится, да кивает, как китайский болванчик. (Разве что — вот где юмор-то — все пометочки какие-то делает в своей книжечке.) И ни тебе о заседаниях стачкома расспросить (а самая забавность в том, что такое впечатление, будто он все уже записал), о боевом духе ребят после такой долгой забастовки, ни о чем еще, что Ивенрайт готов был осветить детально. (Как будто сам по жизни так охрененно много знает, что и грех снизойти до расспросов всяких тупиц вроде нас!) В одном, правда, Ивенрайт не мог ему отказать (он небось думает: только за то, что у него водятся долбаные дружки в Вашингтоне с институтским образованием, или что там еще, тут ему ноги целовать будут…) и то было — внушительность и спокойствие в общении с членами профсоюза (…но он увидит еще, что зря он так думал). Также Флойд не мог не восхищаться тем, как этот человек умеет любого поставить на место, показать, что начальник — он (этому нехило поучиться было бы) а они — ряды и шеренги перед ним (только так и можно заработать хоть какое уважение и добиться хоть какой дисциплины в этой банде олухов).
