— Хэнк, мне кажется, я бы лучше…
Тут он услышал, как гипсовый стук возвращается.
— Лиланд! Ты ведь любишь свиные отбивные, верно? Джен, сообразишь для парня тарелку?
— Я бы лучше… — Кто этот старый голем из гипса и дерева, в исполнении Лона Чейни?
[27]
Это мой отец?
— Сюда! А пиджак повесь сюда… Брысь отсюда, мелюзга!
— Лучше поберегись, Малой. Даже не думай оказаться межчу ним и обеденным столом.
— Хэнк… — БЕРЕГИСЬ — Я бы…
— Садись, садись, парень! — Генри схватил его за запястье и втащил в ярко освещенную кухню. — У нас тут есть, что порубать — это тебя взбодрит! — Древесные корни. — Вот, пара-тройка отбивных, картошечка рассыпчатая…
— Может, горошку? — спрашивает Джен.
— Спасибо, Джен, я…
— Да куда ж без этого! — Генри с грохотом огибает стул, направляясь к плите. — Ты ведь ничего не имеешь против горохового пюре, сынок?
— Нет, но я бы лучше…
— А как насчет грушевого компота?
— Может… в другой раз. В смысле, я сейчас с ног валюсь после дороги. Мне бы соснуть пару часиков…
— Вот ведь черт! — Генри громыхает обратно. Нависает над Ли, пышет жаром, перенятым от плиты: — Мальчик, наверно, подыхает от усталости! И как мы не подумали? Конечно. Тарелку — в комнату! — Он зачерпывает горсть печенюшек из вазы в виде Санта-Клауса и вываливает их на тарелку Ли: — Вот так, вот так-то!
— Мам, а нам можно немножко печенья?
— Да погодите вы!
— Ах да! — Внезапно Джо Бен вскакивает с места… в кухне — не протолкнуться… и начинает что-то говорить… и почему все стоят?.. но давится бисквитом, что был у него во рту. Принимается прочищать горло коротким, быстрым кашлем, тянет шею, будто петух, изготавливающийся к кукареканью: — И! И!
— Ну ма-аам!
— Не сейчас, радость моя.
— Ты уверен, Малой? Может, перекусишь сперва? — Хэнк рассеянно похлопывает по спине сипящего, посеревшего лицом Джо Бена. — Там холодновато наверху, для ужина…
— Да я так устал, что кусок в горло не лезет, Хэнк.
Джо Бен наконец избавился от бисквита и квакает придушенным голосом:
— Его багаж. Где его сумки? Я хотел их принести.
— Сиди, сам схожу! — говорит Хэнк, направляясь к задней двери.
— А вот фрукты…
Джен достает из холодильника два морщинистых яблока.
— Погоди, Хэнк…
— Да бог с тобой, Джен. Разве ты не видишь, что мальчику и стоять-то тяжко! Ему нужен отдых, а не эти два твоих ублюдочных заморыша! Чес-слово, Лиланд, не понимаю, как можно жрать такую дрянь? Но, скажу я тебе, — дверца холодильника снова распахивается, — вот я тут груш припас, свежих, вчера собраны…
— Что такое, Малой?
— Да не было у меня никакого багажа, не помнишь? Не в лодке, по крайней мере.
— А и верно. Я еще на переправе озадачился.
— Водитель автобуса не счел возможным…
Голова Генри снова появляется из холодильника:
— Ага! Вот, попробуй! Здоровущие-то какие! — Груша получает прописку по соседству с печеньями. — Самое то, что надо, после дальней-то дороги. Меня-то с пути всегда крепит — и тут с грушей ничто ни в какое сравнение не пойдет!
Все БЕРЕГИСЬ! встают.
— Слушай! — Джо Бен прищелкивает пальцами. — А место-то для него есть?
Боже. Все продолжают суетиться…
— Ах да, — Старик Генри с силой захлопывает дверцу холодильника. — Верно! — Он наполовину внедряется в дверной проем, вытягивает шею, словно высматривая там портье. — Верно. Ему нужна комната, так?
Пожалуйста! Все просто…
— Да я уж все подготовил для него, пап.
— Мам, ну ма-ам!
— Я привезу его сумки! — Джо Бен устремляется к выходу, впереди всех.
— Он сказал, они на автобусной станции.
— Не забудь свою тарелку, Ли!
— Думаешь, жрачки тебе хватит, парень? Джен, дай ему стакан молока.
— Да не надо. Правда. Пожалуйста. — Пожалуйста!
— Пошли, Малой. — Хэнк…
— А если еще что понадобится — только крикни нам!
— Да я…
— Да не парься. Малой…
— Да я…
— Не парься. Прямо наверх — и все.
Ли не чувствовал руки Хэнка, направлявшей его в странствии через холл: ее прикосновение растворялось в общей дрожи… Я — такой же? Они — свои? Эти люди? Эти психи?
(— После покалякаем, — кричит батя. — У нас еще будет уйма времени для трепа.
Парень заикается о чем-то в ответ, но я говорю ему:
— Наверх, Малой! А то он тебя до смерти заболтает!
И я, не мешкая, подталкиваю его к лестнице. Он поднимается по ступенькам передо мной, бредет, будто контуженный или что-то вроде того. Когда же мы взбираемся на второй этаж, указывать ему путь не приходится. Он останавливается аккурат перед своей старой комнатой. Ждет, пока я вожусь с замком, и заходит. Такое впечатление, будто он ее сам по телефону забронировал — такой он уверенный.
— А ведь ты мог ошибиться, знаешь ли, — скалюсь я. — Ну как я другую какую комнату имел в виду?
Он оглядывает комнатушку, где все по люксу — свежие занавески, чистые полотенца, готовая постель — и мне в ответ:
— Ты тоже мог ошибиться, Хэнк, — говорит он тихо, оценивая, как я прибрал его старую каморку. — Я ведь мог и не приехать. — Но он-то не улыбается. Для него это не смешно.
— Ой, знаешь, как Джо Бен своим ребятишкам говорит: лучше соломки подстелить и не упасть, чем фунт зеленки извести!
— Хорошая мысль, чтоб отойти с нею ко сну, — говорит он. — Ладно, увидимся завтра.
— Завтра? Ты что, всю жизнь продрыхнуть надумал? Еще ж только шесть, а то и половина.
— В смысле, позже. Увидимся позже.
— Ладно, Малой. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи! — говорит он, закрывает за мной дверь — и я почти что слышу, как этот бедолага вздыхает.)
Секунду Ли стоял в целительной тишине своего пристанища, потом быстро подошел к кровати, поставил тарелку и стакан молока на тумбу в изголовье. Сел на постель, руками обхватил колени. Сквозь пелену усталости смутно различил затихающие шаги на лестнице. То были шаги мифического тролля-людоеда, отправившегося поохотиться на беспечных пастухов.
