— А это, может, даже помогает. Ты когда-нибудь откроешь дверь?
Джордж возобновил свое занятие.
— В один прекрасный день папаша Макконки взял и поджег дом, а сам ушел в горы. Даже собака его за ним не пошла. Через семь лет его официально объявили умершим и вручили свидетельство дочери. Мисс Миллисент назначила меня сторожем. На случай, если старый папаша вернется с гор с коробком спичек, чтобы докончить дело. Говорю тебе, Нашвилл, это дом. Слезай и пособи мне.
Вдвоем мы налегли на дверь, и она отъехала с глухим громыханием. Джордж подставил ладонь Луизе под ногу, чтобы она слезла, и ввел мерина в сумрачный сарай. Это было огромное, гулкое помещение, в темноте вырисовывались черные угловатые предметы, пахшие колесной мазью и старым деревом. Джордж взобрался на один из них и отворил ставень наверху. Золотой сноп солнечного света пробил поднятую пыль и высветил покрытый ковром пятачок в безграничном пространстве. На золотом пятачке стояли кресло и аккуратно застеленная латунная кровать. Когда глаза привыкли к сумраку, я увидел, что стену около кровати украшают картинки родео и призы. На резном колышке висела гитара. В ногах кровати поблескивал кедровый сундук; на его лакированной крышке стояли парные кувшин и тазик. Среди хлама и грязи это был островок порядка, любовно обихоженный. Джордж запустил свой желтый стетсон на кроватный столбик и стоял, улыбаясь, в ожидании моей реакции.
— Первый класс, Джордж, — сказал я, — Замок.
Хозяин был польщен.
— Просто старый амбар со сквозняками. Но для старого потрепанного холостяка сгодился.
— Я всегда удивляюсь, Джордж Флетчер, — сказала Луиза, — как это потрепанный холостяк может быть таким опрятным. Ты уверен, что тут обошлось без женского влияния?
— Ну, как это без женского влияния? — оскорбился Джордж, — У меня ведь мисс Дженни Линн, забыла?
Он протянул руку в темноту, и там загудела как будто бы толстая струна. Что-то темное поползло в сумраке, как гигантский черный паук по паутине. Джордж подтащил лесенку, чтобы открыть еще один ставень, повыше. Свет из этого окна упал на темный предмет, оказавшийся обыкновенной бочкой, которая лежала на сетке плужных постромок, натянутых между стенами.
Джордж спрыгнул и дернул еще одну ременную струну. Бочка вздрогнула.
— Нашвилл, познакомься с моей подругой детства — Прыгучей Дженни Линн. Она может шагать, может скакать, может на пол тебя бросать.
Я подошел к ней. Бочка была снабжена латунными болтами с ушками и подвешена горизонтально метрах в двух над полом. Спереди был приделан рожок седла. Сзади, в сливное отверстие, вставлен вместо затычки конский хвост. По бокам висели стремена, кавалерийские стремена, надраенные до блеска. Я поднял руку и провел по пузу бочки — оно было гладкое, как у младенца. Все приспособление было начищено до такого же матового блеска, как стремена. Клепки выглядели как вощеное дерево дорогой мебели. Железные обручи и латунные ушки блестели не хуже воскресного серебра у двоюродной бабушки Рут. Я присвистнул.
— Ага, — с улыбкой сказал Джордж, — Красавица. Ее соорудил для меня старый черный кавалерист Ти Спун. Стремена? Они от моего седла. Спун переделал их для работы на ранчо. Он был мастеровым у Макконки, а я его подмастерьем — ну и научился быть почти таким же оглоедом, как дошлый Спун. Но армейская жизнь приучила его к опрятности: побрит, помыт, начищен, рубашка не болтается, — и меня к этому приучил. Чтобы нос был чистый, штаны выстираны, башмаки блестели — пускай дырявые. Так же я и Дженни воспитываю.
Он провел рукой по ее деревянному боку, потом с легкой улыбкой повернулся ко мне.
— Ну что, ковбой? Хочешь на ней прокатиться? Я ее тихо поведу, честное слово.
— Не верь ему, — сказала Луиза. — Он обманщик и прохвост.
— Честью клянусь, — пообещал Джордж, — Тихо, спокойно, без фокусов. Просто закинь ногу и почувствуй ее, скажешь, хороша ли на ходу — как наездник наезднику.
Джордж потянул за один ремень, чтобы я мог дотянуться до рожка. Я вставил ногу в стремя и оседлал бочку. Она задрожала в паутине ремней. Я вставил ногу в другое стремя и уселся поустойчивее. Качнулся раз-другой и улыбнулся сверху Джорджу. Он все еще держал ремень.
— Хороша на ходу, — сказал я.
— Еще бы.
— Но ощущение зыбкое, — заметил я, — Боюсь, может оказаться норовистой. — Беспокоил меня ремень в руке Джорджа, — Если отпустишь повод, может, она будет меньше нервничать.
Джордж сказал:
— Может, ты и прав.
И отпустил постромку. Весь сарай загудел, как огромный контрабас. Волна пошла по тугому ремню, и бочка резко взбрыкнула левым плечом, как делают иные хитрые лошади, когда хотят сбросить новичка еще до того, как он уселся. Но Джонатан Спейн, несмотря на юный возраст, новичком не был. Я погасил толчок, перенеся вес влево. И тут понял — с опозданием, — что этот взбрык вовсе и не был настоящим взбрыком: это был финт. Волна отразилась от стены и вернулась справа, только усилившись. Чертова штука обманула меня, использовав энергию моей реакции, чтобы удвоить силу волны. Не успел я опомниться, как уже сидел на полу и, мигая в пыльном луче света, смотрел на склонившихся ко мне Луизу и Джорджа. Я попробовал улыбнуться.
— Вот это подковал. Представляю, каким дураком я выглядел.
Джордж помог мне подняться и стал отряхивать.
— Это было не нарочно, Нашвилл. Ты сказал: отпусти. Ничего не сломал?
Я заверил его, что цел. Он перестал меня отряхивать, отступил, потер подбородок.
— Ты сидел слишком жестко — вот в чем дело, если хочешь знать. Сидел, как банкир-баптист на личной скамье в церкви. Если надеешься чего-то добиться на родео, прими толковый совет. Первое — всегда старайся сидеть гибко и не думай о том, что по-дурацки выглядишь. Видишь этот конский хвост? Конский хвост, может, тоже по-дурацки выглядит, болтается, мотается, будто для смеха приделан, но ты когда-нибудь видел, чтобы лошадь стряхнула хвост? Потому что он гибкий! Давай-ка размягчись и попробуй еще раз.
Я попробовал и снова был сброшен на пол. На этот раз никто даже не трогал ремней. Я сидел и откашливался в облаке поднятой пыли. Джордж не помог мне подняться.
— Слишком жестко держишься, — строго повторил он, — И недостаточно гибко. А ну-ка. Попробуем немного опустить стремена…
На выручку пришла Луиза.
— Не надо! — сказала она, отмахнувшись своим китайским веером и от пыли, и заодно от Джорджа. — Отстань от парня. Какая может быть гибкость после такой дороги в скотском вагоне, ночной беготни по крышам и пьянства. А ты еще донимаешь его со своей дурацкой старой бочкой. Как не стыдно.
— Послушай, моя золотая, — запротестовал Джордж с самой открытой, самой ослепительной улыбкой. — Я просто даю умный совет зеленому пареньку, как наездник наезднику.
— Оставь ты его в покое! Что-то я тебя на ней не видела последние годы, Гибкий. Может, ты сам уже зеленый, заплесневел?
