— Не верьте ему, — сказал мне Меерхофф, — Да, он бывал и шутом, и, случалось, неотесанным, но никогда не был никчемным. Джордж и такие, как он, — рука, помогавшая Господу укротить этот враждебный край. Этой руке иногда приходится быть грубой, понимаете? Чтобы укротить дикую страну. Вы-то понимаете, Джордж?
— Наверное.
По тону Джорджа было понятно, что с религиозной и философской дискуссией придется подождать. Он молча склонился над своей тарелкой.
Мы с Меерхоффом болтали о моем доме и странствиях, и какое-то время ужин протекал спокойно. Потом между сестрами завязалась легкая перепалка из-за того, чья очередь готовить кофе. Мистер Меерхофф разрешил спор, как принято у большинства родителей: в сомнении поручи работу младшему. Младшая снова с насмешкой сказала «аминь» и затопала в кухню, оставив дверь приоткрытой, чтоб мы слышали, как она мелет. Средняя сестра громко заметила, что Сара — избалованная девчонка. Джордж попытался пролить масло на бушующие волны, заметив, что маленькая Сара становится все больше и больше похожей на маму в этом возрасте — когда мистер Меерхофф еще не перевел свой бизнес в город. При упоминании о жене мистер Меерхофф опять захлюпал. В конце концов он встал из-за стола, извинившись, что не хочет обременять нас своим горем.
— У нас есть новый ролик для пианолы. Дебюсси. Мне кажется, чудесно подойдет к десерту.
Вскоре из гостиной полились печальные звуки фортепьяно, сопровождаемые всхлипыванием, вздохами и стонами. Все молчали, пока из кухни не вернулась Сара с кофейным подносом. Она ехидно наморщила нос:
— Кажется, Дебюсси подхватил мыт.
Сестры пожурили ее за дерзость, но на меня она произвела впечатление. То, что балованная дочка купца в маленьком городе слышала о Дебюсси, меня не особенно удивило, но это упоминание мимоходом о редкой болезни носоглотки у лошадей было неожиданностью. Трудно ожидать таких познаний от богатенькой девицы. Или же сапоги с серебряными мысками, выглядывавшие из-под розовых кружевных юбок, не были надеты понарошку.
— Скажите, мисс Меерхофф. Я нечаянно заметил на вас интересную обувь. Вы ездите на лошадях?
— Езжу ли я, мистер Спейн? — Все тот же смех и короткий, острый взгляд. — А толстый щенок пернет, когда…
— Сара! — хором ужаснулись сестры.
Сара договорила прибаутку, а отец вышел из гостиной, чтобы ответить на мой вопрос.
— Сара не только ездит — она одна из Принцесс нашего родео. Кронпринцесса. Только одна дама получила больше голосов: знаменитая наездница Прерия Роз Хендерсон.
— Которая скорее лошадь, чем дама или наездница, — пояснила Сара. — Ей не хватает только копыт и хвоста. Да, я езжу, полковник Спейн. Вы не заметили, кто тут больше всего скачет туда и сюда? Вы хотели кофе? Сара — рысью за кофе. Вы хотели сахару? Топ, топ, топ. Хотели молока — ой-ой-ой! Наоми извела все молоко на яблочный штрудель. Может быть, мне сбегать в город, за лошадиным, если Прерия Роз позволит себя…
— Са-ара!
— Вы правы, для дойки поздно. Может быть, у Петерсенов осталось в леднике.
— Черный — прекрасно, — быстро соврал я. — Я всегда пью черный.
— Не выдумывайте, полковник Спейн. Южные джентльмены всегда пьют со сливками, это всем известно. Только конные бродяги пьют черный. Терпеть не могу конных бродяг. У всех у них темное прошлое и туманное будущее. Сбегаю к соседям, попробую занять чашку сливок.
— Сара?.. — сказал мистер Меерхофф.
— Да, постараюсь просить сладким голосом. Хотя, боюсь, Рут и Наоми весь сахар тоже использовали.
Когда она, топая, вышла в переднюю и скрылась из виду, Меерхофф рассмеялся.
— Она себя так ведет, потому что вы ей понравились, Джонни. Это хорошо, это хорошо. С тех пор как умерла мать, Саре мало кто нравится. Но вы, замечаю, понравились.
Меня это наблюдение мало утешило. Если так она отбривает тех, кто нравится, не уверен, что хочу нравиться дальше. Ее долго не было — долгая мирная четверть часа. Меерхофф и Джордж обсуждали работы, для которых понадобится дополнительная рабочая сила после празднеств. Две старшие сестры надвинулись и завалили меня сластями и вопросами. К тому времени, когда вернулась Сара с молочником сливок, я почувствовал, что немного перегружен. Рут заставляла меня съесть еще ломтик чего-то, называвшегося халвой, а Наоми налегла с другой стороны на стол, бесстыдно выставив блюдо своих роскошеств.
— Съешьте еще блинчиков с яблоком, мистер Спейн. Очень сладкие, очень вкусные.
— Большое спасибо, дамы, но я, по-моему, уже облИнился.
Это впервые вызвало смех у насмешливой Сары.
— А там, откуда вы родом, разве не любят сладкое?
Теперь я разглядел, что глаза у нее серо-стальные и в остром их взгляде есть и дерзость и загадочность. Я не ошибся — эта ловушка тут самая опасная.
— Очень умеренно, мэм, — ответил я, — От избытка пирожных и вообще сладкого у меня слегка… мутится в голове.
— Да? — сказала она. — Тогда Сара подливает вам кофе. На этот раз можете со сливками.
Она снова наполнила чашку и поставила передо мной. Когда она наклонилась, чтобы налить сливки, ее свободная, с чужого плеча блузка открыла пару китайских яблочек, таких востреньких, какие вряд ли увидишь на ветвях. Она передразнивала сестрину демонстрацию и вместе с тем не желала отстать. А китайские яблочки могут быть не менее интересны, чем канталупы, даже самые сладкие.
Меерхофф встал с чашкой на блюдце.
— Не надумали покурить, Джордж? Поскольку другими ароматами мы уже надышались.
Широкая мокрая улыбка засвидетельствовала, что дуракаваляние Джорджа на веранде его нисколько не обмануло. Это была у них старая игра.
— Я с удовольствием, мистер Меерхофф, — сказал Джордж.
Извинившись, мы встали из-за стола и втроем удалились, как говорится, в кабинет хозяина.
Потертая мебель пережила множество послеобеденных бесед за многие годы — еще в другие времена, в другой стране. Меерхофф принялся рассуждать о положении в мире. «Вся Европа поглощена… новые границы… Запад встречается с Востоком… Торговая экспансия в Китае…» Джордж вежливо слушал, кивал и пыхал дымом, как паровоз на остановке. Я по его примеру изображал внимание и старался не затягиваться. Чем дальше Меерхофф говорил, тем больше ерзал Джордж. Когда его сигара была вежливо докурена до середины, Джордж сказал «кхе-кхе» и встал.
— Мистер Меерхофф, я бы с радостью остался побеседовать. Честное слово. Но обещал нашему парню пройтись с ним по городу, чтобы познакомился с ночной жизнью Пендлтона. Так сказать, проветриться.
Лицо Меерхоффа выразило озабоченность.
— Не уверен, что это разумно, Джордж. В атмосфере чувствуется буйство, оно может принять зловещий и опасный характер. На месте Джорджа Флетчера я бы воздержался от прогулки. Не лучше ли остаться здесь и поболтать? Можем послушать пианолу.
