Наши мужчины все делают неправильно. Они истребляют себя
прямо у нас на глазах: бегут на рыбалку, на работу, на войну, в науку, в
пивную, в гастроном, в политику и… к другим женщинам — что опасней всего. Мы,
женщины, недоумеваем: зачем они бегут куда-то, когда мы так в них нуждаемся? Мы
с болью в сердце хотим знать: зачем они суетятся, когда рождены любить нас,
оберегать, холить, лелеять и восхищаться. Восхищаться, разумеется, только нами,
своими женщинами…
Почему они, эти мужчины, так плохо выполняют свое
предназначение?
Нераскрытая тайна, вечная загадка…
Мои каждодневные упражнения по “Изучению мужчины” доказали:
пока жив на планете хоть один подопытный экземпляр, надежда познать мужчину не
умрет.
Предлагаю вам летнюю форму надежды.
Вместо пролога
Тому, кто считает жизнь прекрасной, скажу: так будет не
всегда. На самом деле жизнь невыносима. Особенно, когда подыхаешь от
одиночества, страха и тоски. И уж совсем она злодейская штука, когда видишь
перед собой бездыханное тело человека близкого и нужного как воздух. Вот когда
реальность превращается в пытку: еще недавно хмурились эти брови, еще недавно
пристально смотрели эти насмешливые глаза, и губы шевелились, выплевывая
безжалостные фразы… и вот перед тобой труп.
С незнакомым лицом. С деревянными руками и ногами. Труп!!!
Безжизненное тело, равнодушное и чужое… Только что оно по-дружески ненавидело
тебя, а теперь лежит безразличное и немое. И карой небесной именно в этот
момент осознаешь то, чего не понимал раньше: тело это… Да-да, тело — человек, разве
это не одно и то же? Это тело всегда было (было!) родным. Легкое подрагивание
бровей, кривая улыбочка, нервные движения длинных и тонких пальцев, падающая на
лоб прядь волос — все, на что я так безучастно взирал совсем недавно, сейчас, в
эту трагическую минуту, составляет для меня наивысшую потребность. Разум
сатанеет от горя, сердце заходится от боли, от жестокого осознания безобразной
истины: губ этих и бровей не увижу уже никогда.
Никогда!!! Никогда… Невозможно вдохнуть в бездыханное тело
жизнь.
Но есть истина и пострашней: виной тому я сам… Я, смирный,
ленивый, законопослушный…
Уму непостижимо, как со мной могло такое случиться? Совсем
недавно жил (как все) обычной скучной жизнью: ел, спал, работал, изредка
веселился, искал удовольствий, мог предсказать каждый свой шаг, лениво строил
планы…
Планы. Планы, планы, планы… Воистину золотые слова: расскажи
Господу о своих планах, пусть Всевышний посмеется…
Глава 1
Из Парижа я вернулся в том самом настроении, в каком с
оптимизмом взираешь лишь на веревку, желательно уже намыленную. Это был провал.
Абсолютный провал.
Абсолютный и позорный. Насмешил весь научный мир. Столп,
заваленный мальчишкой.
Я страдал. Душа — разрытая траншея, которую неизвестно когда
зароют, потому что трубы все еще не подвезли и подвезут ли никто не знает. Что
вдохновило меня на такое затейливое сравнение понятия не имею, но “душа —
траншея” сказано очень точно. На конференции душу мою разворотили очень
глубоко. Жить совсем не хотелось.
Хотелось запереться в квартире, упасть на диван, на голову —
подушку и забыться… Хотя бы на сутки.
Однако отгородиться от внешнего мира диваном и подушкой не
удалось. Первой позвонила мать. Непостижимым образом она всегда чует мою беду
и, надо отметить, всегда невовремя дает о себе знать. Мать, как пчела на мед,
летит на мои проблемы, чтобы лишний раз констатировать какое я ничтожество и
как умна она, да заодно дать дельный совет, которым невозможно воспользоваться.
Иными словами, мать никогда не упустит случая чтобы окончательно отравить мою
жизнь. Я очень ее люблю, но за это порой ненавижу.
— Роби, это ты?
Боже, какой напор! А голос! Сколько в нем превосходства!
Всего три слова, а собеседник буквально стерт с лица земли, но перед этим
оскорблен и унижен. Так может разговаривать только моя мать.
— Роби! Это ты?
— Да, мама, это я.
Безграничное удивление:
— Ты?!!! Роби!!! Ты?!!! Неужели?!!!
Я вспылил:
— Да, мама, это я! Кто еще может отвечать из моей квартиры?
Ты не забыла, твой сын живет один.
— Не по моей вине, — мгновенно парировала мать. — Если бы ты
слушал умных людей…
(То есть ее.)
— … то давно уже был бы счастлив, как это делает твоя сестра
Кристина.
Я испугался и поспешил сообщить:
— Да-да, знаю, Кристя живет припеваючи со своим бизнесменом.
Как сыр в масле катается. Просто устала от счастья, истомилась, о чем ты
непрестанно поешь, не за этим ли ты и сейчас позвонила?
— Звоню тебе, чтобы сказать: Роби, ты глупец и неотесанный
мужлан, весь в своего папочку.
Мать никогда не лезла за словом в карман; я решил помолчать.
Тем более, что говорить вдвоем бесполезно.
— Слава богу, Кристина удалась в меня, — тем временем уже
радовалась мать. — Все в ней комильфо. Образованна…
(Будто я неуч. Или доктор наук для нее мало?)
— … красавица…
(Будто я урод.)
— … умница…
(Будто я дурак.)
— … никогда своего не упустит…
(Да-а, здесь мне до нее далеко. И всем далеко. Кроме
матушки, разумеется. Эти две особы — мои ближайшие родственницы — даже Иисуса
Христа считают своим.
Весь Мир — их собственность — им же остается только
прикидывать как всем этим выгодней распорядиться. Как подумаю откуда я взял
свои гены… Нет, кажется, я точно повешусь.)
— Поэтому, Роби, я за Кристину спокойна, чего не могу
сказать о тебе. Никогда и ни в чем не добьешься успеха. Господи, ну почему ты у
меня такой пентюх? — трагическим вопросом задалась мать и тут же огорошила меня
ответом: — А все потому, что плохо соображаешь. Просто удивительно как с такими
дрянными мозгами ты угодил в науку. Кстати, почему ты не хвастаешь? Как прошла
конференция?
Мне сразу расхотелось вешаться — захотелось застрелиться,
так намного быстрей.
— Роби, как прошла научная конференция? Отвечай! Почему ты
молчишь?
— Конференция прошла нормально, мама.
Сказать о провале у меня не хватило духу, но если она начнет
расспрашивать, придется признаться. Даже представить не могу что тут начнется,
я этого не переживу. Вот когда я порадовался, что матери (если зрить в корень)
нет дела до меня — она с энтузиазмом продолжила петь дифирамбы Кристине.
