Я услышал ее голос:
— Але! Але! Кто это?
— Остроносе… Ой, простите, не знаю вашего имени, но мне
срочно нужно с вами увидеться. Дело первостепенной важности. Безотлагательно
жду вас там же.
Она изумилась:
— Кто это? Кто?
— Это тот сорокапятилетний мужчина, чей коньяк вы так
беспардонно выдули каких-нибудь десять минут назад. Ну может чуть раньше… или
позже…
Я задумался, подсчитывая.
— А-ааа! — обрадовалась остроносенькая. — Люська! Люська!
Что ты говоришь, моя прелесть? Боже, как я рада! Не слышала тебя сто лет!
— Возможно, — ответил я, — если у вас секунда идет за год.
Впрочем, так оно и есть — время работает не на вас, время ваш враг. Умоляю! — в
этом месте я вскрикнул. — Умоляю вас, срочно сверните разговор со своими
друзьями и поспешите ко мне, я все еще здесь, в ресторане, иначе быть беде.
— Люсенька, — затараторила остроносенькая, — так срочно я не
могу, у меня неприятности: мой любимый на меня наезжает. Ну как обычно, он не
прав, а я виновата. А почему бы и нет: он большой, он мужчина, у него кулаки —
а что у меня? Одна глупость. Значит можно меня угнетать…
— Послушайте, — раздраженно прервал я эту дурочку, — ведете
себя глупо. Конечно понимаю, пользуясь случаем, вы решили устыдить вашего
гориллу. Возможно вы правы, сам не стал бы внедряться в воспитательный процесс,
но тогда выйдет так, что этот горилла вам уже не понадобиться…
— Почему? — со смешком удивилась остроносенькая.
— Потому что вас у него не будет. Сейчас же идите ко мне,
подробней объясню при встрече, и вы сразу со мной согласитесь.
— Люся-яя, ты меня интригуешь, — игриво пропела она и
серьезно добавила: — Буду в кратчайшие сроки.
И не обманула: что-то очень быстро растолковав своему
горилле, она чмокнула его в щеку, в другую и, перепорхнув через дорогу, влетела
в холл ресторана.
— Что вы ему сказали? — на всякий случай поинтересовался я,
с удовлетворением отмечая, что горилла и его друзья спокойненько направляются к
навороченному джипу.
— Сказала, что Люська мне предлагает отпадные джинсы.
— И он вас отпустил по такой ничтожной причине? — не поверил
я. — Вы же ругались. Он же проходу вам не давал, ревновал. И теперь вы хотите
меня убедить, что он отпустил вас? Из-за такой ерунды?
— Сразу отпустил, потому что знает: я не переживу, если
джинсы достанутся Аське. И он не переживет, — заверила остроносенькая,
энергично увлекая меня в недра ресторана.
И в этот момент меня словно молнией поразило: я услышал
голос матушки. “Яд жуткий! Яд смертельный! Против него нет никакого
противоядия, — сказала она. — Тот, кто отравится — обречен”.
— Так что же это выходит? — в отчаянии воскликнул я. — Вас
совершенно нельзя спасти? Катастрофа! Как я забыл? Как я забыл?
Девица насторожилась:
— О чем вы? От чего вы собрались меня спасать?
— Так, ерунда, можете считать, что это шутка, — с напускным
равнодушием отмахнулся я, а у самого мысли как челноки засновали: туда — сюда,
туда — сюда.
С секунды на минуту эта несчастная богу душу начнет
отдавать: мне вдруг захотелось, чтобы произошло это в моем доме.
Я, наверное, очень плохой человек, но выбора у меня не было.
Девицу, конечно же, жаль, но она сама эту участь выбрала — никто ее не
заставлял…
Так что же мне теперь делать? Не за решетку же из-за нее
отправляться. Там мне вряд ли удастся уйти из жизни с достоинством. Учитывая
строгости содержания, вообще не удастся…
И что тогда получится, если вспомнить о моих намерениях?
Приговорят меня из-за этой чокнутой к десяти или двадцати
годам жизни?
Десять или двадцать лет жизнь эту мерзкую терпеть?!
Даже в мыслях это не-вы-но-си-мо!!!
Между прочим, могу и пожизненное схлопотать, кто знает,
сколько дают за отравление дурочек — здесь я совсем несведущ. И это в то время,
когда так нетерпится богу душу отдать. Да и что это за девица? Урод да и только.
Родит еще таких же страшных и глупых детей — какая от них государству польза?
Нет, я не изверг, девицу, конечно, жаль, но что поделаешь? Я
не виноват. Ни в чем не виноват: ни в том, что она яд мой выдула, ни в том, что
это толпа свидетелей видела — ее горилла глаз с нас не спускал. А уж в том, что
администратор тщательно изучил и мои права и даже паспорт вовсе нет моей вины.
Если сейчас остроносенькая начнет помирать, я пропал. А вот если довезу ее до
моего дома, да дам ей спокойно отойти в мир иной в моей постели, то шанс еще
есть. Ночи дождусь и устрою ей, к примеру, утопление. Она же поругалась со
своим гориллой, так почему не может утопиться с горя?
В общем, выбора у меня не было: надо было поскорей увозить
ее с глаз людских долой.
— Кстати, — заволновался я, — а почему это ваш горилла не
удивился тому, что, направляясь к Люсе, вы вернулись в ресторан?
— Я же забыла там сумочку, — глядя на меня своими огромными
наивными глазами, сообщила остроносенькая. — Сумочку от Кардена.
— А что же вы тогда держите в руках? — поразился я.
Она лукаво усмехнулась:
— Не все же так наблюдательны, как вы. Сразу чувствуется,
что вы умны и даже мудры, не то, что мой Вован бестолковый.
— Ах, он Вован, ваш горилла, — прозрел я, машинально
отмечая, что не такая уж она остроносенькая и глупая, как мне казалось. Вполне
симпатичная и разумная девушка. Черт, как жаль, что ей придется умирать!
— Между прочим, он это почувствовал — никогда меня так не
ревновал, а тут ну просто взбесился! — сообщила она.
Я насторожился и, холодея, спросил:
— Что? Что он почувствовал?
Кокетничая, она призналась:
— Ну то, что вы мне понравились. Вообще-то он знает, что я
балдею от красивых мужчин. Всегда напрягается, если видит рядом такого.
Я растерялся:
— Что-то не пойму, вы о ком? О ком говорите?
— Да о вас, о вас.
— Вы действительно находите меня красивым?
— Даже слишком. Для мужчины чрезмерно, поэтому так и
рассвирепел мой бедный Вован. Чувствует мою слабость. Знаете, у одного смазливо
лицо, у другого длинные ноги, у третьего какая-то необычайная стать, у
четвертого в движениях завораживающая раскованность: не идет, а несет себя,
небрежно, самоуверенно… Короче, в каждом свои навороты, так вот у вас есть
сразу все. Глянешь со стороны: супермен, а не просто мужчина. Как тут не
обалдеть?! — спросила она, после чего обалдел как раз я.
