— Зачем? Мы же открывать не собираемся.
— Нет-нет, ни в коем случае, но все же иди посмотри кто там.
Я на цыпочках прокрался в прихожую и заглянул в глазок: у
порога топталась Варвара.
— Там твоя дочь, — сообщил я Марии.
— Бог ты мой! — Она схватилась за голову.
— Не волнуйся, позвонит и уйдет, — попытался я ее успокоить.
— Ах, ты не знаешь Варю! — рассердилась Мария. — Будет до
посинения здесь торчать. Если не дозвонится, сядет на лавку перед подъездом и
будет ждать. Неужели не понимаешь? Ее бросил жених, ей надо поплакаться. Разве
ты не в курсе?
— Да, что-то Варя мне говорила.
— Роберт, милый, не стой столбом. Иди открой, но только
спрячь меня, спрячь. Ах, надо было сразу открывать, уж я бы ее отчитала и домой
отправила.
Я удивился:
— А что мешает тебе теперь?
— Роберт, какой ты ребенок. Теперь, когда мы с тобой так
долго копались и не открывали, она подумает бог знает что.
— Ах, да, — согласился я, — нехорошо получилось.
— Не страшно, — успокоила меня Мария. — Открой этой дурочке
и скажи, что очень занят. Пускай домой отправляется. Только перед этим спрячь
меня, спрячь.
Можно пойду в спальню?
— Нет-нет, — испугался я, — лучше посиди в столовой.
— Да, ты прав, — согласилась она. — Мало ли что. Вдруг эта
оглашенная в спальню ворвется. Там балкон. Никогда нельзя точно знать, что ей в
голову стукнет.
Ужасно невоспитанный ребенок. Вся в своего отца. Ах, лучше
бы я родила от тебя, Роберт, пойду в столовую, в столовой как-то приличней.
Мария скрылась в столовой, а я поспешил открыть дверь
Варваре. Она сразу упала мне на грудь и заплакала, приговаривая:
— Роб, какое счастье, что ты дома, Роб, мне так повезло, что
хоть ты у меня остался.
Конечно, после таких слов я уже не мог заявить ей, что
страшно занят.
Выплакавшись, Варвара устремилась в гостиную; я проследовал
за ней.
— Роб, — воскликнула она, усаживаясь на диван, на котором
совсем недавно сидела Мария. — Роб! Он меня бросил! Я этого не переживу! Не
поверишь: только что примерялась повеситься в твоем подъезде. На своем поясе.
Если бы ты не открыл…
— Как хорошо, что я открыл! — обрадовался я.
Варвара пристально на меня посмотрела:
— Ты так думаешь?
— Конечно, — заверил я.
Она погрузила палец в рот и принялась покусывать его
маленькими ровными зубками. Варвара таким образом задумывалась.
— Нет, Роб, я не переживу, — наконец вынесла себе приговор
она и тяжело вздохнула.
Я удивился и позавидовал ее другу:
— Так сильно любишь его?
Варвара пришла в ярость:
— Что-о?!!! Его?!! Эту скотину?!! Терпеть ненавижу! Нет, он
прикольный и все такое, — спохватилась она, — но разве можно в него влюбиться?
Я не смогла.
— Тогда в чем же дело?
— Мне больно! Больно! У-у, как больно! — взвыла Варвара.
—Чувствую себя опущенной ниже плинтуса! Роб, как ты не поймешь? Когда бросают,
это так оскорбительно! Так унизительно!
“Уж мне ли не понять?” — подумал я, но промолчал.
Варвара вдруг с опаской глянула в мою сторону и неожиданно
спросила:
— Роб, можно джинсы сниму?
Я опешил:
— С кого?
— Да с себя, — рассердилась она. — На тебе же халат и ноги.
Ха! Роб, не обижайся, ноги у тебя такие прикольные, волосатые! Но не кривые.
Мне они нравятся. Настоящие мужские ноги — большая редкость.
Хихикая, Варвара вскочила с дивана и начала извиваться змеей,
стаскивая с себя невероятно узкие джинсы. В ужасе я закричал:
— Что ты делаешь?
— Роб, я замучилась. Понимаешь, эти критические дни… Как я
вам, мужикам, завидую. Тампоны, конечно, вещь, но зря их так рекламируют. Роб,
знай и всем скажи: надевать узкие брюки в критические дни — самоубийство.
Я рассердился:
— Зачем мне это знать?
— Ну как же, ты взрослый мужчина, ты все должен знать. Ох,
как эти джинсы врезаются, у меня там все отваливается уже.
Она положила ладонь между ног; я испуганно отвернулся.
— Роб, ну не будь, как мои родители, — попросила Варвара. —
Ты же клевый мужик, самый мой лучший кент, к чему церемонии? Уф, как хорошо,
будто пояс верности сняла, — воскликнула она, откидывая джинсы в сторону и
снова усаживаясь на диван. — Посижу так немного, отдохну, а потом надену опять.
Я нервно покосился на дверь столовой и предложил:
— Может дать тебе мой спортивный костюм?
Варвара усмехнулась:
— Роб, расслабься, тебе что, не нравятся мои плавки? А как
же на пляже? — начала воспитывать меня она. — Нет, Роб, ты удивительный. Что с
тобою творится? Ты стал хуже моей маман. Она старуха, сама уже не может себе
ничего позволить и бесится, бесится…
— Варя, прекрати! — воскликнул я, затравленно оглядываясь на
дверь столовой.
— Роб, что с тобой? — удивилась она. — Ты защищаешь мою
придурашную мамочку? Эту зануду? Эту климактеричку?
Я холодно заявил:
— Твоя мать — образец для подражания.
Варвара взвилась:
— Что? Роб, ну ты даешь! Да она мегера! Слышал бы как она
час назад вопила! Как оскорбляла меня! Кем только ни обзывала! Ха! Образец!
Не знаю как далеко зашел бы наш разговор, если бы не
зазвонил мобильный. За трубку я схватился как утопающий за соломинку и опять
услышал голос с блатнецой:
— Ну че, козел? Ты ще не понял?
— Послушайте,.. — начал я, но в трубке уже раздавались
гудки.
— Кто это цонькал? — презрительно поинтересовалась Варвара.
Но ответить ей я не успел: раздался новый звонок, на этот
раз в дверь. Заглянув в глазок, я отшатнулся: на пороге стоял Заславский.
“Вся семейка в сборе!” — ахнул я и, вернувшись на цыпочках в
гостиную, строго сказал:
— Детка, пришел твой отец. Боюсь, он не поймет моего
либерализма.
Варвара была в шоке: она тупо смотрела на меня и молчала.
— Быстро джинсы надевай, — прикрикнул я.
