Мархалева озорно на меня взглянула и сказала:
— Так вот, Роберт, я переживаю летнюю форму надежды, самую
любопытную. Пока еще я пытаюсь понять, что за фрукт, этот мужчина. Способен ли
он сам узнать чего хочет или я должна ему объяснить и так далее и тому
подобное.
Я вспомнил как метался от Светланы к Марии, от Марии к
Аделине, как не мог разобраться в своих чувствах, желаниях и потребностях…
Вспомнил и подумал:
“Да-аа, здесь есть что изучать”.
— Софья Адамовна, — со всей серьезностью сказал я, —
надеюсь, результатами вы со мною поделитесь.
— Непременно, — с оптимизмом воскликнула она и с пессимизмом
добавила: — Если они будут.
* * *
Наша дружба продолжалась до тех пор, пока я не покинул
Москву. О том, как я в действительности отношусь к Мархалевой, можно сказать,
узнал совсем случайно: когда уехал в Париж на конференцию. Там я вдруг
обнаружил, что скучаю без нее. Все ее глупости, которые так меня раздражали,
сразу показались милыми и забавными. Думаете я бросился ей звонить и объяснятся
в любви?
Вовсе нет. Мой богатый жизненный опыт говорил: Роберт, все
женщины чудовища — вспомни Марию. Все женщины предательницы — вспомни Светлану.
Они перебежчицы — вспомни Кристину.
Ты не такой, Роберт, ты хранишь верность своей девчонке.
Только ее любишь ты, свою девчонку с разбитыми коленками. И когда-нибудь ты ее
найдешь. Сказав себе это, я решил, что нам с Мархалевой не стоит больше
встречаться. Я знал на что иду. Да, какое-то время будет мучительно, но потом
все забудется и наступит облегчение.
Назло Мархалевой (пусть она об этом никогда и не узнает) я
стал чаще думать о своей бесшабашной озорной девчонке. Я представлял какая она
теперь, чем занимается, так ли разбиты ее коленки?
Вернувшись домой, я почти не вспоминал про Мархалеву.
Похоже, она тоже забыла меня.
И вот…
Однажды поздним вечером я сидел в своем кабинете и увлеченно
работал. Вдруг раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и услышал
категоричное:
— Роберт, срочно выйдите на балкон.
Это была Мархалева.
Сломя голову я помчался в спальню, ведь балкон у меня только
там. Глянул вниз и ничего не увидел. Шел дождь, луну затянуло тучами, фонарь не
горел; я хотел вернуться в квартиру, но услышал ее голос.
— Роберт! Черт возьми! Спуститесь ко мне! Я свалилась в
траншею!
— Катастрофа!
Я схватился за голову:
— Как же это случилось? Софья Адамовна, вы же знали, что
здесь все разрыли, под моим домом.
— Знала, но столько времени прошло, могли бы уже и закопать
эту чертову яму.
— Меня поражает ваша наивность, Софья Адамовна, в нашей
стране…
— Роберт! — взвизгнула она. — Вы стоите на сухом балконе, а
я мокну в грязи под дождем. Давайте отложим политическую лекцию до лучших
времен.
— Давайте, — согласился я и поспешил вниз.
Найти ее было легко, она, не стесняясь ругалась. Поскольку
фонарь не горел, я остановился, вглядываясь в темноту.
— Роберт, почему вы стоите? — нетерпеливо спросила она. —
Давайте мне свою руку!
— Я не вижу вашей руки.
— Да вот она, вот! Ловите! Ловите!
Я поймал, рука была мокрая и холодная.
— Вы замерзли, — сострадая, воскликнул я.
— Да, Роберт, по вашей вине, тяните меня, скорей тяните!
Я осторожно потянул ее на себя, земля от дождя раскисла,
подо мной все пришло в движение, все поползло, я не устоял и… угодил в траншею.
— Так я и знала! — победоносно воскликнула Мархалева. —
Роберт, порой вы душка, но чаще наоборот. Ни о чем вас нельзя попросить.
Я разозлился:
— Ну, Софья Адамовна!
Ничего хорошего ей сказать я не собирался, но к счастью
зазвонил ее мобильный.
— Видите, как я занята, — сказала Мархалева, доставая из
кармана трубку.
— Я тоже не гуляю, — буркнул я.
Едва она закончила разговор, как зазвонил мой мобильный.
— Видите, как я занят, — торжествуя, сообщил я.
— Я тоже не гуляю, — парировала Мархалева.
Я плюнул и полез в карман куртки. В этот самый момент из-за
туч показалась луна. Луна осветило лицо Мархалевой, и случилось чудо. В ее
мокром, залепленном волосами лице я узнал свою девчонку. Да-да, это была она.
Вот я дурак! Это же сразу было очевидно!
— Софья Адамовна, — спросил я, — у вас бывают ссадины на
коленках?
— Постоянно, — ответила она. — А уж сегодня их сколько
хотите. Вам показать?
— Как же я их увижу? — удивился я, имея ввиду потемки.
Но она по-своему поняла:
— Действительно, вы же слепой. Совсем как тот мальчишка,
который в юности таскался за мной. Проходу мне не давал, очкарик. Стоял под
окнами, прятался за деревьями, подсматривал, следил, но так ни разу и не
подошел ко мне. Трус подлый. Испортил мне всю жизнь. Даже имени его не знаю, а
ведь могла бы быть счастлива с ним до сих пор.
Все было именно так, я действительно в детстве носил очки и
не смог набраться смелости к ней подойти. Даже имени ее не знал, только
прозвище.
— Ципа! Родная! Неужели это ты?!
Мархалева удивилась:
— Ципа? Откуда вы знаете мое школьное прозвище?
Я не стал отвечать, телефон надрывался. Это была мать.
— Роби, — категорически заявила она, — если ты и на этот раз
меня обманешь, не знаю что с тобой сделаю. Больше откладывать встречи я не
могу. Как хочешь, но Жанна назначила ваше свидание на завтрашний день.
— Хорошо, — ответил я, чтобы поскорей прекратить разговор. —
На завтра так на завтра.
Не успел я спрятать телефон в карман куртки, как раздался
новый звонок.
— Это мой, — сказала Мархалева и поспешно прижала трубку к
уху: — Ну не знаю, Жанна, скоро уже год как ты морочишь мне голову… Завтра?
Ладно, согласна, так и быть: завтра так завтра. Отбуду наказание.
Она посмотрела на меня и пояснила:
— Это Жанна звонила, моя старая знакомая. Хочет свести меня
с каким-то дундуком. Знаете, с тех пор, как я развелась с мужем, мне не дают
покоя. Всем хочется сделать меня несчастной, то есть выдать замуж.
И тут меня осенило: вот какую невесту подыскала мне мать. Не
успел я сказать и слова, как снова зазвонил телефон.
