Он вошел в эту комнату, задержав дыхание, ступил в помещение небесной белизны. В этой комнате, самой роскошной из всех, даже гроб был белого цвета с золотой окантовкой. Но в комнате никого не было, совершенно. Гидеон, облегченно переведя дыхание, повернулся, чтобы выйти из комнаты.
И в это мгновение снежно–белый гроб начал открываться.
Гидеон стремительно обернулся, глаза его заметались, из горла вырвался хриплый придушенный вопль. Обнаженная рука подняла крышку гроба, толкая ее изнутри. Когда крышка полностью открылась, мертвец сел. Это был юноша–чикано с черными блестящими волосами. Гидеон теперь видел, что юноша лежал поверх другого трупа, голубоволосой матроны, которая отдала Богу душу во сне. Юноша начал выбираться из гроба. Его темные глаза припечатали Гидеона к месту. Он протянул руку, пощупал шелк подкладки гроба, потом усмехнулся:
– В самом деле, отличная работа, друг. Вы знаете толк в своем деле, верно?
Гидеон не мог вымолвить ни слова. Он не мог двигаться. Не мог думать.
– Я его просто примерил, мистер Гидеон,– сказал юноша, взгляд которого метнулся в угол за спиной Гидеона.
Черноволосая девушка, все это время стоявшая там, прыгнула на хозяина погребальной конторы и впилась зубами ему в горло.
5.
– Ага,– тихо сказал принц Вулкан, прижимая к виску белые пальцы. Потом он открыл зеленые, как у кошки, глаза и посмотрел на стоявшего в другом конце комнаты Филиппа Фалько. – Прекрасно. Митч Гидеон с нами, и мы завтра можем начинать массовое производство…
– Сэр, если вы позволите мне,– начал Фалько,– такой способ доставки прямо из постели – он весьма рискован…
– Рискован? О каком риске идет речь?
Теперь глаза Вулкана – шарики зеленого мрамора на белом мраморе лица – были устремлены прямо в глаза слуги. – Если бы его остановили полицейские, он бы проснулся и все. А нам необходимы гробы, нам необходима его фабрика. А какой полководец боится риска?
Некоторое время он сидел неподвижно, потом поднялся и двинулся вдоль комнаты с каменным полом, направляясь к огромному камину. Этот камин вполне мог поместить в своей пасти целый корд ( 3, 6 куб.м ) древесины, хотя сейчас в нем горело всего пять–шесть поленьев. На снежно–белые черты короля вампиров упал оранжевый отблеск пламени. По всей комнате были разбросаны дорожные сундуки, некоторые были раскрыты, демонстрируя хранившиеся в них старинные драгоценные фолианты. Прекрасные полотна старинных мастеров, хотя и несколько потрескавшиеся, висели по стенам бок о бок с фрагментами тончайших, ветхих от древности, гобеленов. В центре комнаты пол был покрыт огромным прекрасным персидским красно–голубым ковром. На нем стоял длинный стол из полированного дуба. На столе был установлен серебряный канделябр с восемью черными свечами. перед черным бархатным креслом Вулкана была расстелена большая карта Лос–Анжелеса вместе с прилегающими округами. Вулкан, глаза которого блестели, смотрел прямо в огонь. Скоро слуга, называвший себя Тараканом, принесет ночную жертву, и эта перспектива насыщения горячей кровью сделала его возбужденным и нетерпеливым. В прошлый раз, вчера, он пропустил очередное время питания, потому что не желал так часто использовать этого человека, заставляя его опять идти на улицы города. Он внимательно изучил принесенные Фалько газеты и понимал, что не стоит привлекать к этому полезному слуге внимание полиции, которая и так настойчиво идет по его следу.
– Скоро вернется Таракан,– медленно произнес Вулкан, глядя на оранжевые языки пламени, наблюдая, как с треском разламывается прогоревшее полено. Он размышлял над тем, что необходимо было совершить именно сегодня ночью. Вопрос был лишь в том, как это сделать – быстро или медленно.
– Хозяин,– сказал Фалько, приближаясь на шаг. – Этот человек опасен. Он рискует. Он может причинить вам вред…
– Но почему это тебя волнует? – тихо спросил принц.
Фалько сделал паузу, глядя на освещенную красными отблесками фигуру худощавого гибкого юноши.
– Я хотел лишь сказать, хозяин, что полиция неизбежно поймает его рано или поздно. Я знаю, что вы избрали его, потому что сочли его сознание наиболее… восприимчивым, но подошло время избавиться от этого человека. Пищу для вас мог бы доставлять и я. Почему вы не поручите это мне?
Чуть улыбнувшись, Вулкан повернулся к старику:
– Тебе? Поручить это тебе, Филипп? Но время исчерпало тебя, ты пуст, как скорлупа выеденного яйца. Ты стар и слаб, и женщины легко от тебя убегут. Нет… Таракан молод, силен… И он нов… – Вулкан покачал головой, молча глядя на Фалько несколько секунд. – Нет, Филипп. Если кто–то и причинит мне вред, то это будешь ты. Разве не так?
– Нет! – вскрикнул Фалько, глаза его широко раскрылись. – Нет, клянусь, это неправда!
– К сожалению, это так. С тех пор, как мы покинули Венгрию, ты становишься все более и более… как бы это сказать?.. Все более раскаивающимся. И теперь ты опускаешься на колени, молишься Богу, который к тебе не имеет никакого отношения. Ты молишься, ты раскаиваешься – и что все это даст тебе? И ты уже подумывал о том, чтобы отправиться в полицию.
– Нет!
– Это мне сказал Повелитель, Филипп. А он никогда не лжет. Никогда! – Вулкан повернулся спиной к Фалько, наблюдая за пламенем в очаге. – Я дал тебе добрую жизнь,– сказал он минуту спустя. – Почему ты хочешь отплатить мне злом?
Фалько дрожал, голова у него шла кругом. Он прижал руки к лицу, судорожно выдохнул. Над головой в высоких балках зала стонал и выл ветер, словно сонм томящихся в муках погибших душ.
– Это… это все зло! – пробормотал он. Из горла старика вырвался сдавленный всхлип. – Это извращение, это не чистое…
– И это все, что ты можешь сказать? Маловато.
– Я… я помню, как в Будапеште, когда я был еще молодым торговцем картин… ко мне пришел старик и…
– Новак,– прошептал Вулкан. – Верный, преданный слуга.
– … и показал бесценную византийскую резьбу по дереву. Такую прекрасную, что я был потрясен. И он сказал, что сотни не менее прекрасных произведений можно найти в монастыре на вершине горы Ягер. Он сказал, что его господин… слышал об аукционе, который я организовал для Коппа, и хотел бы, чтобы я организовал подобный и для него, для принца Вулкана. – Глаза Фалько стали холодны. – Вулкан. Это был первый раз, когда я услышал ваше имя, и словно… заразился…
– И естественно, когда ты увидел мою коллекцию, которую начал собирать еще мой отец… тебе стало все равно, что я за существо. Даже после того, как я убил Новака, ты помог остальным сбросить его труп с обрыва. Ты это тоже помнишь?
Фалько содрогнулся.
– Оглянись вокруг, Филипп! – тихо воскликнул Вулкан. – Посмотри на красоту, ради которой ты пожертвовал душой!
Моргнув, Фалько медленно обвел взглядом стены, где висели полотна и древние гобелены. Тут были и более современные произведения – картины кисти Лоррэна, Ингреса, Делакруа, Нольда, Дэга, Лоренцо ди Криди, венгерских художников – Паала, Борсоса, Симона Холлоси. В тусклом свете могучие кони скакали по нарисованным полям. Танцевали на сельской площади крестьяне. Хохотал красивый демон Гольда, пока поэт сражался со своими рифмами. На полотнах дул ветер, холодный, безмолвный, гоня над осенними полями стаю черного воронья. На сцене, погруженной в полумрак, совершали пируэты балерины Дэга в розовых масках. Смотрели с холстов лица славных венгерских дворян, и золотые венцы над их головами были единственными намеками на свет и цвет в этих мрачных изображениях. Картины наполняли комнату, сюжеты их были яркими и мрачными, цвета приглушены или сверкающи. “Красота,– думал Фалько,– о, какая жуткая красота…”
