— Наш убийца, — с нажимом поправляет испанец. — Сами видите — с вами он связан не менее тесно, чем со мной.
В тоне его нет злой насмешки. Так, по крайней мере, кажется. И чем глубже погружается капитан Дефоссё в собственные построения, тем больше какой-то странной отрады находит он в них. Ситуация, представая под неким новым углом, становится привлекательна и очень приятна. Это подобно попыткам вслепую нашарить ключ к шифру. Отгадать какую-то техническую загадку.
— Ладно, пусть будет «наш»… Я хочу лишь сказать, что этот человек сумел на свой манер и с высокой точностью высчитать вероятность… Представьте себе машину, куда закладывают все те данные, о которых мы говорили, чтобы получить на выходе точное место и приблизительное время…
— И этой машиной стал убийца?
— Да.
Лицо испанца тонет в густом облаке табачного дыма. С явным интересом он, облокотясь о стол, подается вперед:
— Вероятности, сказали вы… А их можно вычислить?
— До известного предела. В юности я учился в Париже. Я еще не был военным и очень интересовался физикой и химией. В девяносто пятом ходил во Французский Арсенал слушать лекции Пьера-Симона Лапласа… Вам что-нибудь говорит это имя?
— Не припоминаю.
Ну, неважно, говорит капитан. Господин Лаплас еще жив и входит в число крупнейших французских математиков и астрономов. Но в ту пору он занимался химией, в том числе — применительно к производству порохов и литью пушек И на лекции говорил, будто можно с уверенностью утверждать: из нескольких возможных событий произойдет только одно, однако в принципе ничто не убеждает, что именно оно, а не какое-либо другое. Тем не менее, сопоставляя ситуацию с подобными ей и ей предшествовавшими, приходишь к заключению: весьма вероятно, что некоторые из этих возможных ситуаций не произойдут.
— Не знаю… — обрывает он себя. — Это не слишком сложно для вас?
Испанец криво улыбается. Половина его лица — на свету, половина — в темноте.
— Вы хотите сказать, «по зубам ли полицейскому такие премудрости»? Не беспокойтесь, переварю. Итак, вы говорили, что опыт способен отбрасывать менее возможные вероятности…
Дефоссё кивает:
— Именно так Метод состоит в том, чтобы свести все однотипные происшествия к определенному числу случаев, в равной степени возможных. И тотчас же найти среди них наибольшее количество случаев, благоприятствующих событию, чью вероятность мы пытаемся установить… Соотношение между ними и всеми возможными случаями даст нам меру этой вероятности. Понимаете?
— Да… Более или менее.
— Подвожу итог. Убийца наделен математическими способностями, которые применяет сознательно или интуитивно. При определенных физических условиях он отметает траектории и точки падения, невозможные для моих бомб, и сводит вероятность до абсолютной точности.
— Ах ты ж мать твою!.. Ну конечно же!
Эти слова сказаны по-испански, и Дефоссё глядит на него непонимающе:
— Пардон?
Тот не отвечает и не сводит глаз с плана Кадиса.
— Все это теория, разумеется… — бормочет он, словно думая о чем-то постороннем.
— Ну да. Однако это единственное, что, с моей точки зрения, дает рациональное толкование тому, что вы мне поведали не так давно.
Полицейский по-прежнему сидит, склонившись над планом. Сосредоточенно всматривается в него. Сигарный дым, соприкасаясь с пламенем свечки, завивается спиралями.
— А возможно ли такое, чтобы в нужное время вы ударили по точно определенным секторам города?
У него совсем иное лицо теперь, думает капитан. Взгляд стал жестче. На мгновение Дефоссё кажется, будто в углу рта блеснул клык. Как у ощерившегося волка.
— Боюсь, вы сами не понимаете, что предлагаете мне сейчас.
— Не бойтесь, — отвечает испанец. — Понимаю — и очень даже хорошо. Ну так что вы мне скажете?
— Можно попытаться. Но ведь я уже говорил вам: точность…
Попыхтев сигарой, испанец окутывается новым облаком дыма. Он заметно оживился.
— Для вас бомбы — как шило в одном месте, — непринужденно и даже развязно говорит он. — Для меня — розыск преступника. Я предоставлю вам данные для стрельбы по определенным секторам. По целям, которые легко будет накрыть. Какие участки предпочтительней?
— Знаете… Это уж как-то чересчур… — отвечает Дефоссё, несколько оторопев.
— Какой там, к чертовой матери, «чересчур»? Это же ваше ремесло!
Капитан не обращает внимания на вольный тон, который позволяет себе гость. В конце концов, этот полицейский, о том не подозревая, попал в самое яблочко. И теперь уже Дефоссё, придвинув свечу, склоняется над картой. Прямые и кривые, вес заряда и запальные трубки. Дистанция. В воображении его уже вычерчиваются безупречные параболы траекторий и наносятся точки разрывов. Все это похоже на внезапное обострение хронической лихорадки, и он не в силах противиться ей.
— При подходящих условиях… при той дальности выстрела, которую я могу обеспечить сейчас… — бормочет он, и палец его очерчивает восточную оконечность города. — Вот здесь! Практически вся эта полоса… Двести туазов к востоку от стены.
— То есть от Сан-Фелипе до Пуэрта-де-Тьерра.
— Ну, примерно.
Испанец доволен. Кивает, не поднимая глаз. Потом показывает на отмеченный карандашом участок.
— Это место входит туда. Улица Сан-Мигель и Куэста-де-ла-Мурга. Попробуете накрыть их в тот день и час, которые я укажу?
— Попробовать могу. Но я ведь предупредил уже, что за точность не отвечаю…
Дефоссё производит в уме быстрые вычисления. Да, это возможно. При благоприятных условиях, то есть если не будет сильного встречного или бокового ветра, который может дать снос или сократить дистанцию полета.
— Бомбы должны взорваться?
— Хорошо было бы.
Капитан думает уже о запальных трубках своей конструкции, которые обеспечат полное воспламенение заряда. На таком расстоянии — пойдет. Ясно одно: он может это сделать. Или хотя бы попытаться.
— Повторяю, точности не обещаю. Скажу вам по секрету, я несколько месяцев кряду пытаюсь накрыть здание таможни, где заседает ваше Регентство. Тщетно.
— Таможня меня не интересует. Только то, что в радиусе вот этой точки.
Теперь француз смотрит не на план, а в лицо гостю.
— Поначалу мне подумалось, что вы — просто умалишенный. Потом пришло ваше письмо, и все разъяснилось. Я знаю, кто вы и чем занимаетесь.
Испанец не отвечает. Только молча смотрит на Дефоссё, дымя зажатой в зубах сигарой.
— А вообще-то… с какой стати я должен вам помогать?
— Потому что никому — ни испанцу, ни французу — не нравится, когда убивают девочек.
